Китовый ус

— Мне с женой говорить нечего: сын и она каждый день ждут меня с котенком. Можно ведь поехать на Птичий рынок, купить там за пятерку сиамского, сибирского или трехцветного… Но нам нужен очень чистый котенок, сын после операции, нам рисковать нельзя…

— Нет, вам все-таки следует посоветоваться с женой.

— Я хотел бы сегодня его взять, — сказал Федор довольно решительно.

— Сегодня очень холодно. Станет теплее — потом и возьмете…

— Такси стоит внизу.

— Ах да, я забыла… И все же сегодня котенка я не отдам.

— Может, и ваш муж еще не согласен? — спросил Федор, засопев.

— Он согласится. У него есть еще квартира… Посоветуйтесь с женой и позвоните мне. К тому же у вас нет опилок… Достаньте опилки и позвоните…

Тут уж Хруслова словно подбросило с кресла, но выручила привычка сдерживаться, не давить рывком на газ или тормоза, и он стал прощаться, шаг за шагом приближаясь к двери. Хозяйка, почувствовав что-то неладное, еще несколько раз повторила совет приготовить опилки. Ей, вероятно, казалось, что таким способом она обнадеживает гостя…

«Да пропади ты пропадом со своим котенком! — ругался он, прыгая по лестнице через ступеньки. — Елки зеленые, да мне вопросов задали меньше, когда я сватал Галину! Уж я бы с твоей Мусечкой на даче посидел бы уж я ее на веревочке поводил бы… Для тебя же человек по сравнению с котенком — ничто! Бабушку, видите ли, подавай для этого, из гербария! Хорошо, что не отдала — ведь потом бы извела, замучила бы… В хорошие руки, значит, говорила Вике. В хорошие руки, значит…»

Таксист ждал, но Хруслову теперь было неловко ехать с ним — тот видел, как и зачем он готовился сюда в гости, брал шампанское и трюфеля. Он сказал ему, что будет здесь еще долго, расплатился и вернулся в подъезд. Машина уехала, Хруслов вышел и направился к гастроному, с трудом сдерживая желание трахнуть шампанским об угол дома, где жила эта кошатница, и выбросить трюфеля в какую-нибудь помойку.

Домой он вернулся часа через два, мрачный и злой. Не помогла бутылка водки на троих, возле гастронома, не помогло шампанское, которым он угостил случайных своих знакомых. Рассказал им, как только что ходил за котенком, и один из мужиков стал тащить Хруслова за рукав:

— У меня есть котище. Прошка, восемь с половиной килограммов, дарю твоему парню от души… Раз такое дело, мы же понимаем. Кот что надо, ест все подряд, даже огурцы соленые. Не какие-то там нежные патиссоны, а магазинные.

— Нет, не возьму, — отказывался Хруслов из упрямства и гордости и не взял.

До субботы, когда на Птичьем можно было купить любую живность — от мотыля до обезьяны, оставалось всего три дня.

СТО ПЯТЫЙ КИЛОМЕТР

Минуло несколько лет после того, как железную дорогу электрифицировали и Николай Карпович Сытин навсегда потушил топку своего мощного ФД-20. С тех пор он ездит машинистом на маневровом паровозе. И хотя локомотив у него приличный, построенный будапештским заводом «Маваг», Сытин с того времени чувствует себя в какой-то степени обойденным судьбой.

Работа у него суматошная: туда уголь, оттуда лес, а еще куда-то порожняк; составитель выглядывает то впереди, то позади паровоза, взмахивает желтым флажком, а Николай Карпович, как бы поддакивая ему, потихоньку дергает за свисток, боясь, что получится слишком громко. Со-сс, со-сс, — сипит маневровый, ползая по тупикам. И так каждый день.

Сегодня Николай Карпович явился на работу в новой форменной фуражке с кокардой и эмблемой, изображающей крылья, летящие на колесе, в свежем кителе, выбритый и с подстриженными усами. Сегодня поездка на узловую станцию, где маневровому будут промывать котел. До узловой недалеко, немногим больше ста километров, но поездка туда для Николая Карповича, его помощника Степана Козлова и кочегара Васьки — все-таки событие.

Николай Карпович был с утра в праздничном настроении. Но день начался не без неприятностей — перед поездкой велели растолкать по тупикам два десятка вагонов, прибывших на станцию ночью. Только к полудню, когда с вагонами было покончено, хорошее настроение вновь вернулось к нему.

Сейчас маневровый стоит на первом пути. Поджидая, пока дадут зеленый, Николай Карпович вместе со Степаном Козловым осматривают паровоз, а наверху, на тендере, Васька с грохотом подбрасывает уголь к топке.

В такие минуты и Козлов, обычно угрюмый и медлительный, веселеет. Он тоже когда-то был машинистом; только случилась у него беда — помял хвост впереди стоящему эшелону. Его перевели в кочегары. Было это давно, он уже лет шесть ездит помощником машиниста, а взглянуть ему в глаза — можно подумать, что авария произошла у него не далее как вчера. А в поездке Козлов как бы молодеет, обретает уверенность в себе.

— Зеленый! — кричит с тендера Васька и, вытирая пот, размазывает по лицу угольную пыль, кричит снова — боится, что его не услышали.