Кабот поднял над головой свой топор, казавшийся таким маленьким и тонким по сравнению с оружием Флавиона, которое ему предстояло удержать. Мощный удар сбил Кабота на одно колено. Мужчина перекатился на бок и ушел в сторону. Топор Флавиона упал в то место мгновением спустя, подняв фонтан из комьев земли, долетевших даже до столба, у которого стояла прикованная рабыня. Она отвернула голову, спасая глаза от пыли, но затем снова повернулась, чтобы с ужасом смотреть на сражение. Ее щеки блестели от бежавших по ним слез.
Снова Флавион принялся, раскачиваясь из стороны в сторону, преследовать Кабота.
— Я — кюр. А Ты только человек. Я — кюр! — монотонно повторял Флавион.
Огромный топор Флавиона снова пошел по размашистой дуге. Кабот поймал его на лезвие собственного топора. Воздух взорвался звоном стали и фонтаном искр. Но теперь верхняя часть топора Кабота свободно свисала на ремнях с рукояти. Кабот поднял топор снова, и второй удар доломал рукоять и оторвал от нее навершие. В руках Кабота осталась только бесполезный обломок рукояти, голова топора вместе с частью топорища, валялась на земле в нескольких ярдах в стороне.
Флавион стоял с поднятым над головой топором последи огороженного частоколом лагеря, и насмехаясь повторял:
— Я — кюр! А Ты — человек! Я — кюр!
Но в этот момент раздался устрашающий удар, за которым последовал треск раскалывающегося дерева, потом новый удар и еще один. Кабот отступил и бросил дикий взгляд за спину. Удары сыпались на противоположную воротам часть частокола. Затем, к его изумлению, часть бревен повалилась внутрь и с могучим ревом в пролом ввалилась пугающая фигура.
— Я — кюр! — прорычала она громовым голосом.
— Лорд Грендель! — воскликнул Кабот.
Глава 78
Разговор двух прикованных рабынь
— Я хотела бы доставлять ему удовольствие, — призналась темноволосая рабыня Коринне, невольнице Пейсистрата.
Они обе были прикованы цепью за лодыжки к столбу наказаний.
Мы коротко отметили появление Лорда Гренделя в лесном лагере. Четыре дня спустя сюда прибыл Пейсистрат в сопровождении нескольких своих людей, и некоторых из их рабынь. Гореанские мужчины любят рабынь и редко хотят обходиться без их услуг и удовольствий. Это, как мне кажется, легко понять любому мужчине, который, как говорится в одном гореанском высказывании «отведал рабского мяса». Вероятно, как только человеческий мужчина «попробовал рабыню», он более не удовлетворится ничем меньшим. Возможно, это — одна из причин того, что свободные женщины так ненавидят рабынь. Хотя, на мой взгляд, им не стоит винить за это рабынь, поскольку на них ошейники, а над ними плеть. Все же возможно их чувства до некоторой степени можно понять, поскольку они не могут не заметить, несомненно, с некоторым чувством раздражения, выражения необъяснимой удовлетворенности, счастья и радости на лицах рабынь, удовлетворенности, счастья и радости, об отсутствии которых в их собственных жизнях они так хорошо знают.
— Научи меня быть рабыней, — попросила брюнетка, — милая Коринна. Я — рабыня, и я хочу быть хорошей рабыней. Научи меня, как доставлять удовольствие моему владельцу! Я хочу служить ему, и я хочу, чтобы он любил меня!
— Поберегись, — шикнула на нее Коринна, встревожено озираясь. — Не смей говорить так. Господа могут услышать!
— Я не понимаю, — растерялась темноволосая рабыня.
— Я бы на твоем месте в разговоре с господином даже не заикалась о любви. Ты — рабыня. Почему тебя нужно любить?
— Но, дорогая Коринна, разве мы все не хотим, чтобы наши владельцы могли бы любить нас, хотя бы немного?
— Ясное дело, — кивнула Коринна. — Это, то о чем мечтает любая рабыня. Только не говори об этом с господином. Тебя за это могут избить и быстро продать. Какой рабовладелец признается, что любит столь низкое и никчемное существо, как рабыня? Представь, что об этом услышит свободная женщина?
— Мы должны бояться свободных женщин?
— До ужаса, — прошептала Коринна.
— Я пока знаю только одну свободную женщину, — сказала брюнетка, — Леди Бину.
— Верно, она свободна, — кивнула Коринна, — но она даже не считается. Она незнакома с Гором. У нее нет никакой реальной концепции надменности и власти гореанской свободной женщины, во всей ее гордости, регалиях, одеждах и вуалях. Мы — ничто перед ними, всего лишь непритязательные, полуголые, смазливые животные в ошейниках, которые должны вставать перед ними на колени и в терроре пресмыкаться у их сандалий.
— Но я хочу быть любимой, — призналась темноволосая рабыня.
— Ох, помалкивай, глупая рабыня, — предостерегающе зашипела на нее Коринна. — А вдруг твой господин услышит? Ты что, хочешь познакомиться с его плетью? Ты хочешь, чтобы он тебя поскорее продал? Думай лучше о том, чтобы быть презренной рабыней, полностью покорной. Твоя судьба, служить и ублажать.
— А разве Ты сама не хочешь быть любимой?
— Всем своим сердцем, — заверила ее Коринна, — но, ни одна из нас не осмелится говорить об этом владельцу. Мы все только рабыни.
— А мне нравится быть рабыней, — призналась брюнетка.