Киж

Глафиру, то на Свербицкого. – Мы и так слишком засиделись. Оревуар!

Не спуская глаз с пулемета, ствол которого нацелился в пространство между грудью Свербицкого и дверью, Бедин подошел к

Филину и хлопнул его по плечу.

– Пойдем, все было очень вкусно. Прохор, Демид, Ганимед, вы остаетесь?

Нерешительно переглядываясь, археологи сняли маски поросят, отстегнули хвостики и поднялись из-за стола.

– Довольно! Хватит с меня художественной самодеятельности! Я хотел устроить прощальный ужин, а вы пытаетесь сесть мне на шею! – тонко выкрикнул

Свербицкий. – Прапорщик Игрицкая, немедленно отведите пленных в подвал! Начинается последний акт нашего спектакля под названием

“Ночь перед расстрелом, или Собакам собачья смерть”. Советую составить завещания и набросать прощальные письма.

– А поблажка? – удивился Петров-Плещеев.

– Как трусу мы можем вам завязать перед смертью глаза, – брезгливо сказал Свербицкий. – Прапорщик, извольте выполнять.

– Нет, мой милый, сегодня в подвале будешь ночевать ты!

Ствол пулемета вновь переместился на уровень груди Дикого

Капитана. Мигом утратив весь свой артистизм, Глафира некрасиво скривилась и перешла на визг.

– Руки за голову! Шагом – арш!

Крик словно отрезвил бравого капитана. Он стоял посреди врагов – беспомощный, безоружный, ошеломленный, в дурацком костюме Андрея

Болконского. Даже если бы Глафира, при всей своей ярости, не посмела применить оружие, все равно ему одному не под силу было справиться с девятью противниками.

– Ты это серьезно? – растерялся Свербицкий. – А как же наша любовь?

Вместо ответа Глафира перевела оружие на одиночную стрельбу, прицелилась ему в колено и спустила курок. Сильно подпрыгнувший в руках артистки пулемет дал промах, пуля пробила дырищу величиной с пятак в нижней панели долотовской фисгармонии, а Дикий Капитан подскочил, как заяц. На пол он шлепнулся совсем другим – смирным и напуганным. Лицо его обесцветилось, как воск, руки и ноги тряслись.

– Прохор, Антон, сведите капитана в подвал. Ему необходимо отдохнуть от игры в солдатики. Да не забудьте покрепче запереть за ним дверь. У капитана скверная привычка бродить по ночам, – уверенно бросил Бедин.

Глафира прислонила ненужный пулемет к роялю, приникла к плечу

Феликса и зарыдала – видимо, и ей этот спектакль дался нелегко.

Дюжие археологи подхватили под руки оглядывающегося Свербицкого, который и не думал оказывать сопротивление, и повлекли его к двери.

– Ключ под половичком! – крикнула Глафира.

Постепенно возбуждаясь, Бедин гладил волосы прекрасной актрисы и целовал ее соленые щеки. Та, несмотря на расстройство, не забывала отвечать ему бедрами.

– Он был такой милый, – всхлипывала Глафира. – Это был единственный мужчина, который не требовал от меня сексуального удовлетворения в обмен на любовь.

– Он просто болен. Мне его немного жаль, – бормотал Бедин, запуская руку под кожаную курточку актрисы.

– Его расстреляют? – спрашивала Глафира, словно не замечая поползновений утешителя.

– Не думаю. Скорее – сумасшедший дом.

Бедин начал было левой рукой обшаривать глянцевые шорты актрисы: застежка, к сожалению, находилась не спереди, а сбоку, как вдруг настроение Глафиры переменилось: со смехом она отпрянула от обозревателя, поправила лифчик, застегнула молнию на бедре и подбежала к зеркалу, чтобы навести порядок на подмоченном лице.

– Туда им и дорога, – беззаботно сказала она. – Я выведу вас лесом на трассу, где припрятан автобус разведчиков (она промокнула поджатыми губами нанесенную помаду). Заодно полюбуетесь и на сказочное озеро, на дне которого якобы находится Киж. Здесь места живописные, но вряд ли вы найдете что-нибудь более волшебное, чем свежий воздух и грибы.

Бывшие пленники примолкли. Очевидно, их приключение благополучно подходило к концу, тайна невидимого града Кижа получила удовлетворительное объяснение, но от этого на душе не становилось легче. Казалось, они приблизились к восхитительному миражу, на глазах распавшемуся на груду бессмысленных зеркальных осколков. При этом обманом казался не сам мираж, а те стекляшки, которые его составляли.

– Теперь я напишу очерк с продолжением об исчезновении Кижа и его удивительного народа, – сказал Филин, задумчиво наигрывая на рояле что-то бесформенное. – Глафира вернется к своему мужу, Феликс в редакцию, а я… я не хочу возвращаться никуда.

– Честно говоря, я тоже вошел во вкус, – признался Бедин. -

Вперед идти – далеко, назад – обидно.

– А как же нам быть с Диким Капитаном? – поинтересовался гуманный

Филин. – Неужели он так и будет сидеть в подвале до второго пришествия?

– Нашествие уже началось, – строго заметил Бедин. – Мы только его не заметили.

Стенные часы гостиной ударили пять раз. За окнами было уже светло, в пустые проемы шла знобящая лесная свежесть, птицы, изведенные фанатичным капитаном, но вновь населившие заповедник, прошивали густой утренний аромат такими частыми парчовыми нитями трелей, что среди них, казалось, мог застрять самолет.