Читаем Киж полностью

- А где же ваш хваленый арсенал? Где же ваши яды, торпеды, гранатометы? - возмутился Бедин. - Вы ведь могли разнести в клочья целый город!

- Наш арсенал теперь в его руках, - неохотно признался Петров-Плещеев.

- Он направил на нас свой старенький пулемет, мы испугались смерти и побросали оружие, - прорыдал Иванов-Мясищев. - Мне ведь всего тридцать четыре года, я страшно не хотел умирать!

- Это вам не яд в бокалы подсыпать! - мстительно напомнил Бедин.

- Он считает себя единственным законным представителем Российской армии и находится в состоянии войны с настоящей Россией, Америкой, Германией, Китаем и, кажется, всеми остальными странами мира, - сказал старшой археолог. - По-своему этого кровожадного Дон Кихота можно даже уважать.

- А я бы с удовольствием набил ему харю, - без симпатии признался Бедин. - Тоже мне - Соловей-Разбойник.

Дверь с лязгом открылась, и в подземелье появилась Глафира, перевоплощенная настолько, что обозреватели ни за что не узнали бы ее, если бы не были предупреждены. Теперь это была не грязная попрошайка, унижающаяся в трактире из-за куска хлеба, но и не рафинированная, немного усталая столичная леди. Она превратилась в юную, бодрую, грубоватую воительницу, пацанку, амазонку, которая вовсе не подвержена женским слабостям и сама хватает жизнь за горло твердой, решительной рукой. Глафира была в новеньком пятнистом комбинезоне, схваченном на узкой талии офицерским ремнем, высоких шнурованных бутсах и зеленой снайперской косынке. Глафира держала котелок с каким-то аппетитным варевом и алюминиевые судки с ложками. Стоявший за ее спиной с пулеметом под мышкой капитан Свербицкий освещал застенок керосиновой лампой.

- Встать! - звонким, злым голосом скомандовала Игрицкая. - Для приема пищи по порядку номеров рассчитайсь!

- Ну, первый, - пожав плечами, подчинился Бедин, на всякий случай пока решивший не выказывать знакомства.

- Второй, - вяло пробормотал настоящий Филин.

- Не понял! - весело прикрикнула Глафира. - Повторим еще раз, а то, как я посмотрю, кое-кому вместо обеда захотелось отжаться от пола семьдесят раз.

- Первый! Второй! Третий! Четвертый! - На этот раз перекличка прошла без единой заминки, и даже псевдоавстралийка Джейн Биркин, упорно не выходя из своего фиктивного образа, пискнула:

- Намба эйт!

Похоже, обед для пленников был сварен из суповых пакетиков с добавлением кое-каких полевых травок. Эта похлебка показалась наголодавшимся обозревателям невероятно аппетитной и была проглочена мгновенно, но, когда Бедин приподнялся было за добавкой, капитан Свербицкий лязгнул своим противным пулеметом и направил на него ствол.

- Балуй, ферт очкастый!

В это время Иванов-Мясищев, который во время еды строил брезгливые мины и придирчиво ковырялся ложкой в миске, отставил недоеденную порцию и капризно воскликнул:

- Не имеете права!

- Что-о-о? - Глафира наклонилась к самому лицу псевдожурналиста. - Что мы не имеем?

- Мы не военнопленные, а захваченные в плен мирные жители, - ворчал плаксивый разведчик. - А поскольку по профессии мы гражданские журналисты, нас вообще не имеет права задерживать ни одна из воюющих сторон. Документы у нас в полном порядке, так что вы обязаны выдавать нам ежедневно не менее ста граммов мяса и свежие фрукты, а также центральные газеты и книги.

- Ах вот как, ананасов захотели, - зловеще улыбнулась Глафира, запуская пальцы в густую шевелюру шпиона. - А знаешь ты, рыбья холера, что такие вот, как ты, мирные жители вырезали всю мою семью, а потом насильничали меня на морозе целым взводом? Знаешь ли ты, сучий потрох, что я до войны была артисткой, играла на фортепьянах, говорила по-французски и слова грубого не слышала, а теперь кормлю вшей в окопах, питаюсь кореньями да сплю на голой земле, лишь бы вывести под корень буржуйскую нечисть? Знаешь ли ты, что я уже сорок человек положила из своей снайперской винтовки и положу еще столько же, если мне прикажет Родина и мой спаянный кровью братишка товарищ Свербицкий? Что морду воротишь?

Глафира ловким приемом профессионалки повалила капитана на пол, лицом вниз, и мгновенно защелкнула руки за его спиною наручниками. Затем рывком она поставила его на колени и стала лезвием ножа разжимать ему зубы и запихивать в рот по одной ложке, пока не скормила все.

Обессиленный, залитый слезами и супом контрразведчик боком повалился на солому.

- У кого еще будут претензии к кухне? - поинтересовалась Глафира и, поскольку ни одной жалобы не поступило, добавила более миролюбиво: - Никто не знает, как долго затянется блокада Кижа. Мы вынуждены были разделить все запасы продовольствия из расчета как минимум на два года. Возможно, за это время нам удастся выиграть войну своими силами или на помощь нам придут крупные соединения Российской армии, перешедшие на сторону закона. Пока же мы будем выдавать мясо всего раз в неделю, несовершеннолетним - два раза. Это если до тех пор вы не будете расстреляны. Если же будете... Перед расстрелом обещаю каждому из вас чарку спирта и сигарету.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее