Клад

— Чепуха. Иначе не смог. Духу не хватило переступить. Думаете, добро всегда сила? Дудки. Замкнулся я, заклинился. Моя ведь вина. Я за руль сел, а машину водил плохо. По такой трассе, в такую погоду… За это нужно было расплатиться с женой, не с кесарем. Тут динарием не отделаешься. Считайте сами — я ее убил прежде времени, ребенка ее убил и мужа лишил. Всего лишил… Вы, наверное, насчет мужа не поняли?

— Не совсем.

— Сейчас поясню. Это тоже просто. Ведь как получилось? Почему я ее домой взял? Почему не отказался, не пристроил куда? Вот тут до конца и сам не знаю. Конечно, совесть — казнился, конечно, любили же мы друг друга, хотя изменял… Но, наверно — и это страшнее, — перед другими хотел показаться лучше, чем был. Тщеславие сработало. Но самое страшное… Я об этом никому не говорил, но вам скажу, потому что теперь кончилось, и я даже не пью, а когда перестаешь пить, иначе все видится. Нет, не думайте, что человек умнеет. Это ерунда. Все в природе в балансе. Где что прибавится, там и убавится… Но какая-то, знаете, новая четкость видения появляется, странно схожая с прежней пьяной нечеткостью. Антимир какой-то, Зазеркалье. Пьяному-то часто кажется, что он умен и смел; вот и тут, но навыворот, так что иногда не понимаешь, трезв ты или снова пьян. Сейчас, например, разве я трезвые речи веду?.. Но не в этом сейчас дело. Короче, я ее взял из больницы, потому что врачи сказали, что она скоро умрет.

Последние слова Федор произнес подчеркнуто и посмотрел на Сашу.

Тот молчал.

Федор добавил тихо:

— Так и было. Если бы мне сказали, что десять лет… Я бы, возможно, повесился, но такую ношу не взял бы на плечи. Понимаете?

Саша попросил:

— Не спрашивайте, понимаю ли я. Что-то понимаю, конечно, но, если я все время буду повторять — понимаю, понимаю, вы мне верить перестанете.

— Верно. Значит, понимаете. Только не думайте, что все десять лет я об одной веревке мечтал. Нет. Тут переплелось… С одной стороны, я суть увидел, увидел, что благополучные, хотя они и в большинстве, и вроде бы жизнь организуют и направляют, на самом деле слепее котят. Это парадоксально, но именно они случайны, благополучные. Это какая-то абсурдная всемирная лотерея, в которой выигрывает большинство. Хотя что выигрывает? Фальшивые купоны.

— Ну, не скажите! — возразил Пашков. — Бывают и самые натуральные… На крупную сумму.

Федор болезненно сморщился.

— Значит, этого не понимаете. Это трудно, конечно. Еще надеетесь? На «Спортлото»? «Спринт»? А вы заметили, что эти билеты в подземных переходах прижились?

— Их и в самолетах продают, под небесами.

— Правда? Я не летал давно. Но все равно, в подземельях типичнее. Вот тебе тоннель, спешишь меж грязных стен, с потолка капает, лампочки тусклые, лица серые, и все хотят счастья. Я это так вижу. Но это к слову…

Чем больше я был с ней рядом, тем больше постигал хрупкость живого. Знаете, перед тем как выехать, у нас произошло… Она уже одета была в пальто, в прихожей перед зеркалом, нагнулась сапоги застегнуть, нога открылась, и меня вдруг захлестнуло. Схватил ее в охапку. Она отбивается: «С ума сошел! Я одета, помнешь, размажешь!» А я распалился. Смешно. Пальто с нее стащил, на пол бросил и ее на пальто… Когда успокоились, она говорит: «Ну какой же ты дурак… Изнасиловал женщину. Измял. Теперь снова собираться. Время потеряли». А я: «Жалеешь?» — «Нет». И так прижалась ко мне, и я вижу руку и грудь… Красиво. Я ведь художник. Я всегда любил в женщине красоту, какую-то неожиданную позу, движение, линию… И я подумал, какая она красивая… А это в последний раз было… А потом катастрофа, дисгармония, смерть красоты, швы, потом пролежни, худая грудь на тонких ребрах. Понимаете? Что мне «Спринт»?.. Я понял: есть только жизнь и смерть, а остальное и не нужно. Мне не нужно…

Федор вдруг сделал резкий жест, будто прерывая себя.

— Нет! Это я вам сейчас говорю. И вру! Потому что я не только мучился. Я жил в двух измерениях. Да, представьте себе! И страдания, и ночные бдения, но и безумия ночные… Я говорил, что я ее и мужа лишил. Да. Потому что изменял… Конечно, на первый взгляд абсурд. Как можно изменять человеку, который… Но это на первый взгляд, на взгляд «окружающей среды», недоумков благополучных. А если вдуматься, получается измена двойная. Ведь когда ты живой и здоровой жене изменяешь, то всегда мыслишка утешающая присутствует: а она? Она тоже может, а возможно, давно тебя опередила, а если и нет, то может… Короче, тут какое-то развратное равноправие. А вот если она не может, то ты подлинно изменяешь. Это понятно?

— Я не думал о таком.