Клад

— Вам, Таир Унисьянович, советую больше не пить. Иначе несдобровать мне перед генеральным. Скажет: ради чего наш гость вызвал на соревнование моего главного? А какой из меня соревнователь? Да я с такого бокала давно бы под столом оказался… Не примите за насмешку, конечно.

И опять Шибынтаев не мог ответить подобной дерзостью. Мол, не ваше дело, что пью! Небось у себя дома! И не к вам приехал с протянутой рукой…

Морщась от обиды, пересел на диван возле телевизора, достал сигарету.

— Виктор Николаевич… Чисто бытовой вопрос: вы позволяете себе хоть раз в году отступать от диеты? Или, как говорится, раб своих убеждений? Только правду!

Табаров отставил стакан в сторонку, проявляя умеренность и в чаепитии.

— Нарушаю! И даже не раз в году, а больше. Если угодно, на Новый год и когда обедаю с женщиной…

— Хотелось бы узнать, в чем причина такого строгого воздержания?

— В разумных потребностях, уважаемый Таир Унисьянович, только в них. Скажем, какая надобность туманить мозги вином, если люди собрались поговорить о чем-то важном и нужна ясность мысли? Будет ли толк от решения, выработанного под звон стаканов? Вам не приходилось жалеть после, если такие сделки, извините, все же совершались в хмельном кругу?

— Мм-да! — воскликнул Шибынтаев и шумно вздохнул, мотнув головой. За этим его проявлением недовольства угадывалась бездна жизненных ошибок из-за пристрастия к спиртному. Но сожалел Шибынтаев, похоже, лишь об одном: ему не удалось влить в ученого гостя ни капли коньяка. Не выдержав напряжения в разговоре, вышел во двор.

Над темными верхушками елей уже просматривались редкие звезды. Шибынтаев скучающе глядел в вечернее небо, пытаясь угадать погоду на завтра. Небо было чистым, в глубоком куполе его сгущалась синева, мерцали и слегка покачивались звезды… А может, так казалось главному из-за легкого ветерка, пробегавшего по остроконечным верхушкам деревьев. Заслышав гудение мотора, Шибынтаев пошел навстречу. Он мог узнать директорскую «Волгу» по сигналу. Кудайбергенов издали разглядывал удрученного Таира в свете фар, едва поравнялся с ним, тут же остановил машину.

— Почему один? Где Табаров?

— Сидит как изваяние… О чем ни заговоришь, молчит.

Кудайбергенов рассмеялся, довольный уже тем, что противника удалось заманить в «берлогу», как он иногда называл лесной домик.

— Заговорит, никуда не денется… Горячее заказано?

— Жаркое из лосятины, — буркнул Таир, отступая с дороги.

С Кудайбергеновым ученый поздоровался приветливо, с непривычной живостью. Ему надоело общество простоватого и неискреннего Шибынтаева, которого он едва терпел с прошлых встреч. Генеральный был хотя и спесив не в меру, но мыслил смело, рассуждал без обиняков: нравится не нравится, принимает не принимает. А коль так, то и пустым разговорам конец.

Однако энтузиазма достало лишь на одну-две минуты встречи, пока осыпали друг друга приветствиями да расспрашивали о новостях. Дальше вынужденных собеседников подстерегала полоса прощупываний друг друга и прикидок на будущее… Никто из двоих не решался начать разговор о главном, ради чего они сошлись вдалеке от постороннего глаза. Каждый опасался подвоха с другой стороны и имел для таких опасений немалый опыт обоюдонеприятного прошлого. Для откровенных объяснений сейчас требовалась решимость одной стороны и готовность воспринять такое начало без подвоха другой.

Принесли лосятину, да такую пахучую, с огня, что у Табарова закружилась голова. Тонкие ноздри его задергались, и он сам, не ожидая приглашения, потянулся к вилке и ножу. Все шло покамест на уровне приглашения к обеду.

— Берите, не стесняйтесь!

— И вы, Ильяс Мурзаевич, не обделяйте себя! Небось набегались за день?

— Приходится.

Дошло дело и до чарки.

Но гость отказался даже символически поднести рюмку ко рту. Пришлось и Кудайбергенову воздержаться. Не без сожаления он опустил рюмку на стол нетронутой.

— А знаете, и меня сегодня что-то не тянет. Похоже, укатали сивку крутые горки.

Когда убрали со стола, мужчины расположились в креслах вблизи журнального столика. Кудайбергенов сыто ковырялся спичкой в зубах, ожидая, когда начнет разговор гость. Но Табаров будто совсем забыл об обидах. И генеральный внезапно предложил:

— А не сгонять ли нам, Виктор Николаевич, партию в бильярд?

— Увольте! Не горазд! С кем тягаться? С Кудайбергеновым? Куда уж мне!

Ильяс Мурзаевич смерил потенциального партнера с ног до головы и четко произнес:

— Виктор Николаевич! Скромность украшает нас на виду у людей, а игра — для разминки. Не диссертацию же в конце концов проиграете или коня с седлом, как в старину говорили!

Он почти силком, крепко держа приезжего под локоть, увел его в бильярдную.

— Выбирайте кий!

— Нет уж, ваши биты, вам и выбирать.

Когда они с Табаровым принялись натирать кии мелком, Ильяс Мурзаевич, вызывая гостя на разговор, многозначительно заметил:

— После геологии бильярд мое второе увлечение. Я, учтите, имею слабость: сам еле попадаю в шар, а сильного противника уважаю, чту.

Он постучал кием, стряхивая крошки мела. А Табаров стоял рядом с массивным столом в нерешительности. Подавленно произнес: