Клад

Когда пассажиры из Алжира, сопровождаемые дежурной по аэровокзалу, усталой толпой приблизились к помещению таможенного контроля, Казыбек, используя свой рост, простреливал глазами редкую кучечку встречающих. Они сгрудились за металлической оградой. Там рядом со взрослыми табунились дети. Встречать своих пришли в основном женщины. Среди них было лишь двое рослых парней с огромными букетами в руках. Все нарядно одетые, в отглаженных брюках, в ярких сарафанах. На голове девочки с куклой в руках — огромный белый бант…

Они дружно махали руками, подавая знаки приветствия. Девочка-подросток, принаряженная, как на праздник, в красное платье и тоже с бантом, но только алым, как корона цветущего мака, подпрыгивала, увидев отца, и хлопала в ладоши. Слышались радостные возгласы, окликали пассажиров по именам: «Коля!», «Миша, мы здесь!» Казыбек смотрел на встречающих растерянно. Один раз послышалось что-то знакомое в выкрике: «Папа!» — но то обращение было не к нему.

Казыбек вышел за таможенную ограду последним. Почти вдруг понял: никому в аэропорту он не нужен. Какое-то время потоптался на вокзальной площади, гася в себе неприятное чувство одиночества, наблюдая, как радуются, обнимаются на глазах посторонних его попутчики по рейсу. Наконец все это надоело, и Казыбек, подхватив перевязанные широкой оранжевой тесьмой чемоданы, побрел в вокзал. Прошел через все помещение вдоль стены, то и дело посматривая на другую сторону, как бы просвечивая напряженным взглядом толпу суетливых и возбужденных людей, которые оказались на тот час у касс, регистрационных стоек, в буфете и просто сидящими в креслах.

Исполинский зал, каких путешествующий казах не видел нигде на Западе, кишел, будто муравейник. Досужий человек попытался прикинуть, сколько вместилось здесь мятущихся, подобно ему, людей: мужчин, женщин, несчастной детворы, побравшейся за руки, чтобы не потеряться, и ему не хватило воображения. Любая цифра здесь, наверное, была бы недостаточна. Казыбек с горечью подумал о том, что все они — мужчины и женщины, взрослые и малыши, по-своему каждый несчастен в отрыве от привычного, даже та девочка со сбившимся набок бантом, которая стоит обочь очереди к буфету и размазывает по бледному личику слезы: у ее куклы оторвалась ножка, и маме с папой недосуг помочь ее горю, потому что заняты взрослыми делами.

«Благо, если прибиваются к дому, — подумал о плачущем ребенке Казыбек. — Но если поманила к себе красивая даль, очень скоро наступит разочарование. Слезы ребенка — вещие…»

Целая делегация рослых парней с огромными рюкзаками, ведомая, словно лоцманом в людском океане, проворной черноволосой женщиной, влилась в толпу, заслонила и девочку с безногой куклой в руке, и ее родителей.

Слишком много, чтобы всех их могли поднять в воздух дюралевые крылья!.. Но среди этого надоедливого мелькания чужих лиц не было самых дорогих для него четырех путников, бесконечно близких и желанных. Сердце обрывалось, куда-то проваливалось от неожиданно хлынувшей в него тоски. В Алжире давила разлука, но все это воспринималось как неизбежное. Большим усилием воли Казыбек тормозил возникающую обиду на Меруерт. «Ну и что? Ты ведь на родной земле! — одергивал себя. — Скоро встретимся!» Теперь он думал о причинах невыезда Меруерт: «Неужели она не получила телеграмму?»

Взяв такси, приказал ехать в город.

В гостинице свободных мест не оказалось. Это было уже чересчур — вторая неудача за какой-нибудь час. Не дают пристанища земляки в том месте, где он всегда чувствовал себя как дома. Не слишком ли судьба строга с ним сегодня? Спросил директора. Сказали: ушел на обед… Машинально взглянул на часы. Ждать около часа. Решил никуда не отлучаться: все же знакомый человек. Не поможет, так посочувствует, присоветует, как найти выход.

Наконец появился директор. Казыбек без всяких предисловий сказал, войдя в его кабинет, что он преодолел долгую дорогу и чувствует себя просто разбитым… Лысый человек с живыми, участливыми глазами понимающе кивнул и нажал кнопку…

Номер был просто отменный, окнами на бульвар, на столе белый телефон, в ближнем к окну углу цветной телевизор. Казыбек уезжал за границу из этой же гостиницы. Тогда ее основной корпус располагался в старом кирпичном здании. Новую выстроили рядом. Внутри она была облицована белым мрамором с голубым оттенком. Плитки выложены в стиле сырмаки[15]. На первом этаже просторное фойе с пальмой. По обе стороны коридора номера гостиницы. Перед каждой дверью в восточном стиле дугообразные арки, тоже с орнаментом… На третьем этаже ход на мансарду с крышей в форме купола, напоминающего верх юрты, но из цветного стекла. В солнечную погоду через прозрачную крышу ниспадали лучи, освещая пальму. Казыбеку мнилось: и стены здесь излучают свет.

Распихав чемоданы по углам, а одежду повесив на плечики в просторном шифоньере, незадачливый авиапассажир набросился на телефон. Он успел узнать у дежурной код Алма-Аты. Нет нужды, как раньше, упрашивать телефонистку междугородной связи соединить нужный номер. Набирай одиннадцать цифр и внимай голосам родных.