Клад

— Верочка, не гневись, это я, — представился Жаксыбеков рыхлым, добрым баском. — Жаль, конечно, что я потревожил тебя так рано, да что поделаешь. Разбуди своего…

Он не досказал фразы. Стукнула о стол трубка, и где-то в глубине комнаты опять послышался ее голос:

— Вставай, Коля! Тебя требуют!

В управление Микола пришел раньше, чем главный геолог. Бедняга так спешил к машине, что отказался от завтрака, зато быстрее, чем ждали, подогнал к подъезду готовую в путь «Волгу». Стоял у капота, протирал тряпицей смотровое стекло.

Взглянув на часы, Жаксыбеков сказал:

— Двинули, Микола!.. Сардара подхватим по дороге.

Однако Алтынбаев возник откуда-то сбоку. Он шел к ним с толстой папкой, прижимая ее к круглому животу. Не шел, а как бы подкатывался, словно на роликах.

Конторские служащие за глаза называли главного геолога Сардар-иноходец… За его привычку семенить мелко, сучить ногами и слегка даже пританцовывать на месте, изъявляя готовность к движению.

В отделе работал еще один инженер, Сардар Сейсенбаев. Того именовали расхожим словом Керден, что равнозначно бюрократу. Другой клички он не заслуживал. Тяжелый и медлительный, он внимательно слушал собеседника, нарочито выпучив глаза, демонстрируя некую собранность или участие, иногда кивал головой, вроде бы соглашаясь. Но поступал всегда по-своему и нарочито в пику человеку, осмелившемуся побеспокоить его. Чтобы получить от Сардара ответ, приходилось повторять свою просьбу два и три раза, иногда прийти еще раз… Отвечал лениво — давал взаймы каждое слово, доводил человека леностью мысли до белого каления.

Главный геолог комбината поздоровался с директором по-мусульмански, приложив правую руку к сердцу.

Жаксыбеков ответил ему коротко:

— В машину!

Выбравшись из городских улиц, бежевая «Волга» набирала скорость. До магистральной дороги Восточного Круга всего час езды. Если идти по прямой, можно достичь междугородного шоссе еще быстрее. Однако этот путь преграждало искусственное водохранилище. Пересечь водяную ширь можно было лишь на пароме. Застанешь паром у причала — твое счастье. На другой стороне окажешься довольно скоро. Опоздал — пеняй на себя. Нет печальнее картины, как ожидать на пустынном берегу возвращения всегда медлительного плавсредства.

На те полтора десятка километров до причала Николаю понадобилось минут пятнадцать. Как ни спешили, паром на глазах отчалил… Зыблющийся обширный помост, движимый собственной тягой, был забит грузовиками, скотом, подводами. Издалека сигналил, напоминал о себе, с перевала шофер, умолял выждать минуту, паромщик не захотел уважить припоздавших. Своевольный человек этот, цыганистого вида, неразговорчивый и угрюмый, имел привычку все делать наоборот. Особенно если завидит легковушку… Сейчас он вдобавок и свой знак подал, мол, вижу, но не могу… Поди проверь!

Жаксыбеков молча наблюдал за объяснениями на сигналах между водителем автомашины и паромщиком. Микола, злясь и сплевывая от досады, притирал свое авто вплотную к причалу.

— Сколько ждать? — спросил директор. — Часа два или больше?

— А черт его знает, шалопута! — выругался в адрес зловредного паромщика водитель.

— Не съездить ли нам к старику Токтасыну?

— Кали Нариманович, не успеем! Старик ведь не отпустит без угощения.

— Э-э, было о чем горевать! — произнес Жаксыбеков, сменяя досаду на шутку. — Хуже всего ждать без толку. Разворачивайся!

Через несколько минут они снова перевалили за приречный бугор. Здесь была развилка. Одна дорога вела в Актас, другая — к подсобному хозяйству. Микола повернул на проселочную дорогу. Трое в машине сидели молча, раздумывая каждый о своем. Жаксыбекова вело к подхозу неотложное дело, давно собирался заглянуть, все некогда. А водитель считал этот заезд блажью своего начальника, который не любил терять и минуты без какой-либо осмысленной занятости. Жаксыбековская блажь, по мнению Миколы, с приближением старости все больше давала себя знать. Вчера, например, проторчали целый час на Ревнюхе ради какого-то, не до конца ясного ритуала поклонения ночному городу… А сегодня поднял ни свет ни заря на ноги, подгонял, торопил всех, не исключая главного геолога. Теперь вот чаевничай у деда Токтасына…

Алтынбаева занимали мысли о самом себе. Он как бы прикидывал, когда же наступит то время, чтобы он занимал должность не хуже директорской: куда пальцем указал, туда и повезут. У старого Токтасына щедрый дастархан[35], но стоит ли его угощение потерянного времени?.. Впрочем, начальству виднее.

4

Белоголовый дедок, к которому путники направились, чтобы убить время, два десятка лет назад был кадровым работником Актасского комбината. В молодые годы, еще мальчишкой, он поденничал у англичан, а после, когда утвердилась в здешних местах Советская власть, восстанавливал с другими добровольцами местные рудники, спускался в шахту, добывал руду… Кое-кто надоумил его, уже вышедшего на пенсию, переселиться на бахчу, когда рудоуправлению выделили в ближнем совхозе кусок земли.