Клад адмирала

Корень аконита хранится дома. Настойка изготовляется в домашних условиях самой Басауловой А. Т. без предварительной проверки на содержание ядовитых алкалоидов в корне. Права на приготовление лекарственных средств у врача Басауловой А. Т. нет, т. к. она не имеет специального образования, ввиду этого настойка приготовлена с завышенным содержанием алкалоидов. Нормальное содержание алкалоидов составляет 0,052 процента, в составе же сданной по требованию комиссии на анализ содержание алкалоидов составляет 0,77 процента, что есть 12-кратное превышение допустимого. А больные получают от Басауловой А. Т. настойку аконита на руки без учета и контроля за употреблением.

Не случайно поэтому только за последние полгода благодаря „лечению“ у Басауловой А. Т. умерли четыре человека (Попов А. Г., Баскакова В. Ю., Сыренко Е. П., Извекова Г. Г.).

Предупреждение облздравотдела Басаулова А. Т. проигнорировала, теперь комиссия вынуждена обратиться в органы…»

Платницын помнил, как, прочитав этот документ за подписями – они и сейчас стояли, никуда не девались, эти подписи, – шести врачей, из которых четверо имели ученые степени, посмотрел на сидевшую перед ним Басаулову. Он ожидал увидеть на ее лице страх, а встретил совершенно спокойный взгляд. Он даже оторопел тогда от этого безмятежного взгляда, спросил:

– Ты хоть понимаешь, где находишься?

Басаулова кивнула: она понимала.

– Напрасно ты так спокойна. Один из умерших, Сыренко, директор крупного завода, кандидат в члены ЦК партии. А это пятьдесят восьмая статья. Пункт восьмой. «Совершение террористических актов, направленных против Советской власти или деятелей революционных рабочих и крестьянских организаций и участие в выполнении таких актов хотя бы и лицами, не принадлежащими к контрреволюционным организациям…»

Платницын держал перед собой серенькую залистанную книжечку – Уголовный Кодекс РСФСР, но не раскрывал ее, говорил по памяти.

– А они, – кивнула на донос Басаулова, бесстрастно выслушав, – указали, что Сыренко пришел ко мне за помощью за три недели до того, как ему умереть? Пришел сразу после того, как они выписали его домой умирать. И что все остальные, кто потом умер, обратились слишком поздно?

– Значит, ты признаешь, что занималась знахарством?

– Нет. Знахарством не занималась. Я – дипломированный врач.

– Настоящий врач не станет лечить отравой. Ладно, не будем уклоняться. Признаешь, что лечила аконитом?

– Признаю.

– И что яду в твоей настойке было в двенадцать раз больше допустимого – это тоже признаешь?

– Лечебное начало – семьдесят семь сотых процента, иногда больше. Они не знают.

– Профессора, опытные медики не знают?

– Нет.

– А ты знаешь?

– Да.

– Откуда?

– От деда.

– Кто твой дед?

– Он умер два года назад. Он был провизором в Петербурге в аптеке у…

– В Петербурге? – перебил сурово Платницын.

– Тогда Ленинград назывался Петербургом… Дедушка был учеником самого Бадмаева.

– Какого такого Бадаева?

– Бадмаев – очень знаменитый тибетский врач, – вмешался в разговор начальник отделения капитан Ведерников. Он вошел в кабинет, встал у окна почти тотчас, как ввели на допрос азиатку. – Очень знаменитый. Был одно время личным врачом семейства Романовых. Верно я говорю, Геката? – спросил, подойдя к допрашиваемой.

– Каких Романовых? Царей, что ли? – опешил Платницын.

– Царей, царей, – кивнул Ведерников. – И Гришку Распутина, и всех самых знаменитых князей, министров, промышленников лечил.

– Петр Александрович лечил всех, кто обращался, – буркнула Басаулова. – Дедушка готовил лекарства в тибетской аптеке по его прописям.

– Значит, дед твой был личным царским аптекарем? Готовил лекарства для самого Николашки?

Дело принимало совершенно неожиданный оборот. У Платницына даже спина взмокла.

– Ну, для царя, думаю, Бадмаев лично готовил, – ответил за допрашиваемую Ведерников. – Но не исключено, что и ее дед – тоже.

– Дед был царским аптекарем? – Платницын впился в смуглое узкоглазое лицо врачихи.

– Он был заведующим тибетской аптекой в Петербурге. После революции аптеку сожгли, и дедушка уехал на родину.

– Продолжал там тайно знахарствовать. Или как у вас – шаманить?

– Почему вы так говорите? – На скуластом лице Басауловой от негодования вспыхнули алые пятна. – Дед вылечивал тех, кого врачи отвергали. Эпилепсию, бугорчатку, то есть рак кожи…

– Рак кожи, – повторил Платницын, записывая.

– Да. Это, если хотите знать, поддается лечению трудней, чем рак внутренних органов.

– Внучка пошла по стопам деда.

– В этом нет позора, – ответила Басаулова.

– Зато есть преступление, – жестко сказал Платницын.

– Нет преступления, – сказала Басаулоа.

– Есть! И ты ответишь за него как миленькая, – Платницын говорил, все больше распаляясь.

– Лейтенант, мне нужно сказать несколько слов. Наедине, – опять вмешался Ведерников.

– Прямо сейчас? – спросил Платницын.

– Да.

– Хорошо, – неохотно согласился Платницын. Нажал кнопку, вызывая конвоира.

– Почему вы называете ее Гекатой? – хмуро глядя перед собой, спросил, когда остались в кабинете вдвоем.