– Давным-давно в средневековой Японии мудрецы выделяли три основных стадии алкоголизма, – сказал мне Тошима, любовно поглаживая клавиши родной "Ямахи". – Первая стадия – когда человек пьет вино. Вторая – вино начинает само пить человека. А третья – это когда вино пьет уже только вино. Человека больше нет.
Эту нехитрую истину напомнил мне Комбат, когда поутру заглянул в мою избушку.
Надо думать, он застал меня в горизонтальном положении, беспробудно спящим и видящим исключительно мрачные, мертвенные сны. В них темные сталкеры во главе с проклятым Стерхом волокли меня за руки и ноги во мрак преисподней. Там меня, очевидно, ждали ровно девятнадцать тысяч изощреннейших пыток и мучений – как раз по одной за каждый бакс из карточного долга чести, который я так и не сумел вернуть Стерху через какие-то там окаянные тысячи его дурацких секунд.
А было от чего впасть в тоску, уныние и запой.
Едва только я, радостный, с крыльями на ногах, выскочил из Зоны как пробка, то еле успел дождаться утра. Пора было продавать карту, а для этого мне был необходим крупный и жирный клиент.
И тут меня поджидало одно из глубочайших разочарований в жизни. Это был провал, это был облом, это была катастрофа!
– Ты, друг Трубач, тянешь "пустышку", – дружно заявили мне все возможные клиенты, включая Любомира. Сей достославный бармен не только наотрез отказался приобретать у меня величайшую карту грандиознейшего клада всех времен и народов, но и дружески отсоветовал соваться с нею к Хуаресу.
– Ты, Трубач, конечно, диджей в законе, и Хуарес тебя уважает, – проворчал этот вечный протиратель бокалов, этот коктейльный Мойдодыр из "Лейки". – Но ты никому в Зоне не докажешь, что эта твоя…
Он подумал, тщательно подбирая слова к моему свитку, предусмотрительно запрятанному в тайнике подле моей избушки, о котором знали только я и Комбат. Ну еще, наверное, Леська – в этих женщинах никогда ни в чем нельзя быть уверенным до конца.
– Что она подлинная, – закончил наконец фразу Любомир, так и не подобрав подходящего слова к моему сокровищу. – А Хуарес очень не любит, когда ему подсовывают фуфло. Очень не любит, Трубач. И я бы на твоем месте не рисковал. Тем более что тебе и рисковать-то, по-моему, нечем.
И он вновь уткнулся протирать свои бокалы – с таким тщанием, что они отчаянно завизжали в его сильных и ловких руках. А я заткнул уши и пошел как Мороз-Воевода – дозором обходить места своего влияния и область жизненных интересов.
В скором времени – всего-то за пару часов! – сбылись мои самые худшие предположения. Оказывается, все хоть что-то, да знали о Слоне и его неудачной экспедиции "куда-то там и черт знает за чем". Зато никто в Зоне и слыхом не слыхивал ни про какой экстраполятор. Да и Гордей, признаться, не пользовался в кругу моих соседей-сталкеров какой-то особенной известностью.
После этого можно было уже не трудиться пересказывать скупщикам хабара мою интригующую историю. Уже с первых слов о карте и открываемых ею сияющих перспективах все купцы дружно посылали меня лесом.
Сказать, что уже к вечеру я был в отчаянии, – это просто промолчать. Я погряз в ужасе, я впал в кому, я стал подумывать о профессии адвоката – живут же люди, устраиваются как-то в жизни!
Теперь можно было смело напиваться – все равно последние гроши меня уже не спасут. Но оставалась одна-единственная, хоть и шаткая надежда. И я поплелся к Аспиду.
Как я уже рассказывал, говорить с Аспидом – это все равно что обсуждать свои делишки с самим Баем. Аспид – это его фильтр, его санитарный кордон и первый рубеж обороны.
Аспида найти нетрудно. У него есть прямо-таки сверхъестественная черта: когда ты в нем нуждаешься, он сам тебя находит. И не успел я кинуть ему на ПДА записочку насчет встречи, как он уже открывал двери "Лейки". Туда я окончательно перебрался ввечеру, благо работы сегодня не было, а напитки у Любомира что надо. Как-никак лучший джин в Зоне и окрестностях!
И из всех стен бара давно уже вырваны все уши. Во всяком случае, Любомир мне в этом клялся и божился на всех языках его бывшей Югославии.
Мы опрокинули по стаканчику – с учетом того, что Аспид предпочитает на работе пить только кофе, а на работе он все двадцать четыре часа в сутки. И я поведал ему о своих неприятностях, с замиранием сердца надеясь, что на мою карту наконец-то хоть раз за сегодня клюнет большая рыба.
Так, мол, и так, ваш любимый диджей Гоша-Трубач нынче впал в отчаяние. Он вложил так много сил в розыск, добычу карты и оплату технического персонала плюс дефицитное оборудование. А толку – кот наплакал. И темные сталкеры не сегодня завтра уже потребуют вернуть весь покерный должок!
История моих взаимоотношений с Аспидом – вообще отдельная песня. Наши переговоры были всегда деловыми и конкретными. И вдруг этот верный подручный старого Бая, в предъюбилейный день, когда он как всегда, от имени шефа, договаривался со мной насчет их банкета и гонорара, впервые в жизни меня удивил.