– Есть такая индейская пословица, – доверительно сказал он после того, как добился существенной скидки на мое вознаграждение. А по сути – взял за горло, пригрозив, что шеф наймет из-за кордона, деликатно выражаясь, молодых специалистов – мол, те ему отработают за бесценок. Я не был уверен, что эта инициатива исходит не напрямую от шефа, а ссориться с Баем мне не хотелось из-за боязни потерять все. И пришлось согласиться.
– Там краснокожие вань-чу-чуны говорят, что прошлое – это всего лишь пепел, а будущее – густой и темный лес… А знаешь ли ты, Трубкин, что значит по-индейски "настоящее"?
– Я не Трубкин, а Гоша. В крайнем случае Трубач. Для своих.
На последнее слово я нажал намеренно.
Играть в угадайку с этим отморозком совсем не хотелось, но я слушал Аспида с болезненным интересом. Прежде мы с первым телохранителем Бая перекидывались в лучшем случае парой дежурных фраз по делу. А тут он вдруг разоткровенничался. К чему бы это, спрашивается?
– Настоящее, то, что сейчас, – это огонь, – изрек Аспид. – И самое главное, Трубкин, – чтоб это настоящее не сожгло тебя дотла. Из-за того, что ты не помнишь о пепле и не думаешь о лесе. Что скажешь?
– Не Трубкин. Трубач, – повторил я, нагло глядя прямо в бесцветные, по-змеиному холодные глаза Аспида. – А Трубач всегда в законе. Не помнишь, что Бай говорил?
В свое время Бай, расчувствовавшись моим проникновенным исполнением вечнозеленого здешнего хита "Голуби летят над нашей Зоной", объявил для всех сталкеров, "кто его знает и не только", что берет меня под свою опеку. Вроде того, что поставил "в закон".
В Зоне нет законов, обязательных к всеобщему исполнению, тут не колония, не федеральная тюрьма и даже не заповедник Аскания-Нова. Тут заповедник монстров и всяких тварей, при одном виде которых обычный, земной человек, далекий от проблем аномалий ЧАЭС, схватится за сердце. Но с легкой руки Бая – а на самом деле она у него ох какая тяжелая! – и пошла гулять по всем барам Периметра и окрестностей присказка:
– Трубач в законе повсюду в Зоне!
Так и приросло. А я не возражаю, оно мне на руку.
Когда-то у меня были серьезные проблемы с самооценкой.
Сталкер из меня хоть и получился, но очень и очень средний. Посредственность, а не сталкер, честно скажу. Потому как с детства не люблю стрелять по живым мишеням после того, как из ручного самопала застрелил крысу крохотным капсюлем.
Я прекрасно понимал, что крыса зверь вредный, а тут, в Зоне, еще и опасный. А уж хитрый и наглый – хуже некуда. Но мне частенько мерещились, как тускнеют ее красные глазки, как исчезает из них жизнь. И с тех пор истребление – не моя национальная забава, это уж точно.
Вдобавок я никак не мог избавиться от карточной зависимости – как увижу колоду или игральный стол, аж руки начинали трястись. Через что и огреб кучу проблем, причем не только финансового свойства.
Тогда Комбат, который едва ли не с первых дней нашего с ним знакомства взял надо мной своеобразное шефство – и чего ради, спрашивается? – свел меня с одним дедом, который изредка наезжает в Зону по своим дедовским делам. У деда имеется спецпропуск из "Янтаря", где он числится каким-то супер-пупер- консультантом. Но не столько для ученых, сколько для военсталкеров вроде Тополя и других, которые в Зону ходят по службе, а не за хабаром, как наш брат-ходок.
Деда звать Кузьмичом – самое типичное дедовское имечко, а вот профессия у него такая, что я прежде слыхом не слыхивал. Он – военный психолог, в прошлом готовил наших военных советников для Гаваны, Дамаска, Анголы, Замбии и прочей Африки. Личный друг Рауля Кастро, а это фрукт еще тот, человек-кремень, покруче Фиделя будет.
Кузьмич знает много разных правил на все случаи жизни. И из его слов я много чего узнал нового для себя. Кое-что понял заново, кое-что зарубил себе на носу, а одно правило усвоил навсегда. Оно – про дистанцию.
Дистанция эта хитрая, и в разных странах у разных людей она различная. У скандинавов, к примеру, всяких там шведов и финнов, она составляет железно один метр и двадцать сантиметров. Протяни перед собой руку – руки не хватит, это уж точно.
У англичан, будь пред тобою хоть королева, хоть сэр Пол Маккартни, хоть бармен из ливерпульского портового кабачка, это расстояние – четко один метр. Можно мерку снимать для портного по этой дистанции.
А вот у макаронников она всего ничего – сорок или даже тридцать сантиметров.
И это уже, ребята, опасно, потому что я говорю сейчас о расстоянии общения между людьми.
Лично мне этот ликбез очень даже пригодился. По тому, на каком расстоянии от меня держится клиент, когда заказывает песню, я могу с точностью до двухсот километров уловить место его рождения. А значит, и степень щедрости. Человек может быть татарином или чувашем, а скуп будет, как последний итальянец. Только в лицо тебе горазд орать да слюнями брызгать!