Кладбище балалаек

Я жалею даже о другом моем впечатлении, тоже, к слову, впечатлении от груди и тоже первом. После Оли я познакомился с женщиной - как познакомился, уже не помню и, скорее всего, никогда не вспомню, - видимо, слишком буднично и необязательно это произошло. Она была старше меня, и у нее в доме рос капризный глупый ребенок. И она при мне и при свете дня разделась. И, сняв бюстгальтер, швырнула его на спинку стула, где он запутался, как в проводах. И я увидел два вялых, болтающихся, свисающих с тела мешочка, похожих на спущенные резиновые шарики со случайно оставшимся в них воздухом. Это было так не похоже на женскую (в моем представлении) грудь, на грудь Оли, что я не запомнил главного - как перестал быть мальчиком. Никаких впечатлений от этого исторического то ли факта, то ли акта у меня не осталось и в ощущениях не сохранилось. Настолько меня поразили эти бесформенные жалкие мешочки. Я все время о них думал и кожей их чувствовал, они все время терлись о меня и мешали мне сосредоточиться на основном.

Да, мне этих впечатлений - если бы их никогда у меня не было, потому что никогда не было бы меня - было б жалко. А жизнь вообще, я думаю - она бы не изменилась. Ну нашла бы та женщина себе другого пацана, коль уж имела она в себе склонность к партнерам мальчишеских лет. Ну, возможно, Оля не потащилась за мной и не устроилась бы работать в столовую института, куда я поступил учиться. А она потащилась, за пятьсот километров, несмотря на то что я ее бросил. Заскучал с ней как-то раз, тут же нашел повод обидеться - и бросил... Да вот, кстати, впервые в жизни я бросил женщину. Но не будь меня, ее бросил бы кто-то другой, а я всего лишь не встретил бы ее через тридцать лет в магазине - продавщицей и матерью троих детей от трех разных мужей, и бабушкой стольких же внуков. А в остальном - что бы изменилось? Ничего. Ну разве в каких-то микроскопических, никому не заметных, деталях. Незаметных, потому что какие детали у хаоса? Конечно, незаметные.

При чем здесь хаос? При том, что жизнь в биологическом смысле - это, я думаю, хаос и есть. И передвижения живых существ во времени есть передвижения хаотические, броуновские. И никакие их отклонения и скачки в разные стороны ничего не добавляют и не отнимают, и не изменяют в общем, большом хаосе. Большому хаосу без разницы, из каких мелких хаосов состоять. Ему даже все равно, сколько их, этих мелких хаосов. Ему главное, чтоб они были - появлялись, видоизменялись, исчезали и снова появлялись. Без круговорота хаосов в природе существование большого хаоса невозможно. Без круговорота хаосов может ненароком наступить гармония, и вот тогда уже все придет в полный и окончательный порядок и выстроится в логический ряд по ранжиру или в причинно-следственную шеренгу с равнением направо, и пойдет своим, раз и навсегда заведенным чередом. И никакая жизнь не останется не замеченной, и никакое нерождение не пройдет мимо всевидящего ока гармонии, вселенской гармонии, пришедшей на смену большому хаосу, а точнее - вышедшей из его усмиренных и успокоенных чем-то всесильным недр.

И это будет ужасно. Потому что хаос дает шанс тем, кому при господстве гармонии рассчитывать не на что. Он дает шанс таким, как я. А используем мы его или не используем - это уже наше личное дело, наша личная беда и печаль или, наоборот, наше личное достижение. Использование и неиспользование шансов - это целая наука. Правда, наука эта никого и ничему не может научить. Использовать предоставленный (интересно, кем?) шанс без вмешательства какого-либо случая - практически невозможно. А что такое случай? Наверное, это одно из самых ярких и типичных проявлений хаоса. Который науке не подвластен и изучению не подлежит.

Зато после победы гармонии, если предположить, что капитуляция хаоса будет окончательной, хорошо станет абсолютному большинству. Наконец-то ему станет хорошо, чего не случалось пока никогда. Надо будет только быть в этом абсолютном большинстве, принадлежать ему, ощущать себя неотъемлемой частицей большинства, стремящегося к целому. Я думаю, это ощущение будет похоже на ощущение себя неотъемлемой частью народа, своего народа. Дается это чувство не всем и не каждому. Кто-то наделяется им вместе с рождением в качестве бесплатного приложения к жизни, кто-то приобретает его в процессе правильного патриотического воспитания в самом нежном детстве, а кто-то бывает его напрочь лишен, и до самого своего конца так и не суждено ему узнать - что это за чувство такое высокое.