Кладбище для однокла$$ников (Сборник)

– Шампанского мне! – приказал милиционер. – И водки, водки плесни туда. Что прикидываешься утюгом? Коктейль не знаешь: советское шампанское и русская водка. А получается «Ночи Калабрии». Ты чего такой мокрый? Вспотел от страха?

Он принял коктейль и стал медленно, с наслаждением пить.

– Ничего, ничего, все еще у тебя впереди. Суд, этап, тюрьма, снова – этап, зона, поселение… Как говорится, аз воздастся по заслугам.

Он сделал большой ёкающий глоток, срыгнул и продолжил:

– Сталин говаривал: «Нет ничего лучше после того, как расправишься с врагом, хорошо выпить, а потом лечь спать». При Сталине, чтоб тут не вякали, порядочек был. Это сейчас тут распустилась мафия, болтуны, нечисть вся повылазила. Железной метлы на вас нет… Вот ты кто? Доктор? – Старший лейтенант упер палец в Крига. – Тебе чего, мало было? Чего – с жиру бесишься? Взяток от больных не хватало? Чего ты полез наркотиками заниматься? Эх, был бы я твоим батькой, а не при исполнении, снял бы с тебя штаны, да ремнем задницу отдраил. Прямо при твоей бабе. Шоб кра-а-сная была… Как флаг! Чо молчишь – стыдно? Врешь! Боязно тебе, боязно… Ну, а ты чего вылупился? – указал он дубиной на Шевчука. – Что – умный очень?

– Да поумней некоторых! – отозвался Шевчук.

– Ну, поговори, поговори пока. Мы потом тебя в камеру к педикам сунем. Там запоешь арию… Из балета Петра Ивановича Чайковского «Гусиное озеро». Уф-ф, и жарко у вас… Чо, «кондишен» не пашет?

Он снял китель, фуражку, почесал макушку, пробормотал:

– Что-то через парик плохо чешется…

Потом подергал за чуб и вдруг медленно, будто снимая скальп, оторвал свою черную густую шевелюру, бросил ее на стул. Радостно засияла потная лысина. Потом милиционер неторопливо отодрал усы, поморщился, стал отклеивать брови, вытащил изо рта какие-то косточки и наконец оторвал кончик носа.

– Кент?! – выдохнуло общество. – Кент!!!

У всех что-то где-то сперло, из-за чего других слов более не последовало. Люди онемели. Онемели от счастья, их силы были подорваны, люди измучены, Кент так и не дождался аплодисментов.

Первым пришел в себя Шевчук. Он коротко пожал руку герою жанра. Кент снял форменный галстук, направился к стойке бара. И, уже не пугаясь человека с дубинкой, вслед бросились остальные. Неизвестно, как в книгах, но в жизни разыгранный психологический этюд требовал именно такой развязки: все наперебой заказывали «Ночи Калабрии». Хлопало шампанское, пробки летели во все стороны, как снаряды при артобстреле, пенистые струи низвергались в фужеры, сытно булькала охлажденная, вязкая водка. Анюта упрашивала Кента последний раз пустить ее в «Подвал Потрясений». Кент отказывал, но девица канючила, строила глазки, двигала бедрышком, и в конце концов тот согласился, но потребовал принести справку – согласие от Азиза. Появился Алиев, устало сказал: «Пусть идет. Хрен с ней!»

А через десять минут ее опять выносили бесчувственную, и опять с ноги ее стекала ужасная бурая краска, замешанная на основе глины. Все лениво и равнодушно посмотрели на это зрелище и вновь принялись за «Ночи». И вроде бы дрянной был напиток – слишком незамысловаты ингредиенты, но, поди ж, как хорошо ударяло в голову. «Ночи Калабрии»… Одно слово – милицейский напиток.

– Подождите Кент, не запирайте вашу кладовку, – крикнул сверху Шевчук. – Жуть как хочется посмотреть, Анютка аж в третий раз устоять не может. Вдруг и меня проймет?

– Я подозреваю, она дуреет от подвала, как от наркотиков, – тихо поведал свои соображения Кент. – А вы, пожалуйста, идите. Надеюсь, интересно проведете время.

Он прикрыл чугунную дверь, и Шевчук спустился в подвал. Вначале он ничего не мог разглядеть, потом, когда глаза привыкли к темноте, он, как и его предшественники, различил ступени, спустился по спирали ниже. Зеркальная комната не потрясла его воображения, зато глаза, торчащие в стене и загробным голосом умоляющие закрыть веки, доставили некоторое удовольствие, Шевчук прислушивался к отдаленным голосам, шепоту, эти звуки рождались в разных углах, будто исходили из камня. Ему не хотелось идти за звуком. Где-то угробно завыло, он сплюнул и сказал:

– Барахло.

– Не нравится? – спросил голос из темноты.

– Так себе, – ответил Шевчук.

Вспыхнула зажигалка, в ее свете он узнал точеный профиль Распорядителя. Он подпалил фитилек свечи, затрепетало желтое пламя.

– Кое-что, конечно, тут надо усовершенствовать, – сказал Распорядитель, – для таких невозмутимых, вроде тебя. Сделать цельную программу… Пошли, покажу тебе своего любимца – «ваньку– встаньку».

Они пошли по темному коридору.

– Прохлада здесь естественная, – заметил Шевчук.

– Осторожно, не вляпайся, тут трясина… Или ты хочешь пройти по полной схеме?

– Да нет, спасибо. Давай своего «Ваню».

– Сейчас – должно сработать реле.

Тут осветился гроб, что-то заскрипело, потом стихло.

– Черт, опять заело…

Распорядитель подошел к гробу, тронул крышку, она тут же откинулась в сторону.

– Вот… Здравствуй, «Ванечка»! – Мертвец повернул голову и открыл глаза.