У горных племен Южной Африки есть священный обряд, призванный вселить мужество в новичков. Всякий раз когда убивают врага, сражавшегося с завидной отвагой, из его тела вырезают печень, срезают уши, кожу со лба, отрезают его половые органы и сжигают все это, превращая в пепел. Пепел аккуратно собирают и хранят в роге быка, а затем, во время церемонии обрезания, его смешивают с другими компонентами, получая пасту, которую жрец племени дает юношам во время обрезания. Диери верят, что крайняя плоть юношей, которую удаляют при обрезании, имеет огромную власть воздействовать на дождь. Поэтому высший совет племени всегда имеет на подобный случай кольцо крайней плоти. Его тщательно прячут в перьях, обмазывая предварительно жиром дикой собаки и ковровой змеи. Ни одна женщина, ни при каких обстоятельствах, не имеет права открывать этот пакет. После церемонии крайнюю плоть закапывают, так как считается, что она утратила свою силу.
Запах лошадиных подков в римском районе Тестаччьо напомнил мне детство, когда из Патерниона приезжал кузнец и забивал новенькие гвозди в лошадиные копыта. Отец обычно задирал вверх лошадиную ногу, пока кузнец крюком выковыривал грязь из сильно пахнущих лошадиных копыт, а затем подковывал лошадь. Сын римского торговца лошадьми спросил у меня, что я здесь записываю, а потом сказал, что все стоящие вокруг нас лошади, кроме одной, продаются. Однако красивый черноволосый юноша не представлял, что я хочу прямо здесь, рядом с беспокойно переступающей с ноги на ногу лошадью, склониться над его обнаженными чреслами.
В Вене пара гомосексуалистов тридцати трех и пятидесяти лет, которых, по словам газетного сообщения, тянуло друг к
другу, – потеряв работу, выброшенные таким образом с пути карьерного роста, – они совершили двойное самоубийство: припарковав машину на стоянке, приняв снотворное, они при помощи шланга пустили выхлопные газы в салон автомобиля. Мотор заглох, и они были найдены в машине без сознания и доставлены в больницу, где их спасли. Короткое время спустя в венском уголовном суде состоялся процесс над двумя гомосексуалистами по обвинению в соучастии в самоубийстве друг друга. Они были приговорены к шести месяцам условно. Если они в течение шести месяцев еще раз попытаются лишить друг друга жизни и если им это опять не удастся…В то время как в зарослях высокого, в человеческий рост, камыша каменщик в заляпанной известкой робе склонился над моими обнаженными бедрами, я увидел возле дерева белое тело мертвой ящерицы. Каменщик плюнул мне моей спермой в лицо и исчез, не сказав ни слова, в зарослях камыша.
Пеплом своей кремированной матери она нарисовала крест на лбу своего новорожденного ребенка и произнесла: «Из праха вышел, в прах и обратишься!» Рукоять ее зонта была сделана из настоящего черепа эмбриона, и она следила за тем, чтобы ее ребенок все время был в чистом белье, потому что иначе, если случится попасть в больницу после дорожной аварии, мне было бы стыдно!
Под струями дождя я бежал с площади Фламиньо через Виллу Боргезе, по ступеням площади Фирдоуси, мимо обезглавленных фонтанов-черепах, к Национальной Галерее, где я, сидя на верхней ступени, ведущей к зданию лестницы, насквозь промокший, решил переждать дождь. В остановившемся напротив Национальной Галереи освещенном вагоне чирколаре – римского трамвая, единственным пассажиром была негритянка в белой пелерине, ждущая отправления трамвая. Ночью, когда пустой вагон чирколаре стоит на площади Мигеля Сервантеса перед Национальной Галереей, он выглядит как выпотрошенное, освещенное тусклыми лампами тело огромного насекомого. Я нетерпеливо сбежал по лестнице Национальной Галереи. Затем, кашляя и задыхаясь от недостатка воздуха, побежал под струящимся дождем по расстелившемуся на улице Антонио Грамши ковру преющих листьев каштана. Выбежал на улицу Барнаба Тортолини, ногой открыл стеклянную дверь дома, влетел в квартиру, сорвал с себя насквозь промокшую одежду, положил доску поперек ванны и, сидя в ванне, продолжил писать дальше. Рядом с записной книжкой с изображениями высохших обряженных мертвых тел епископов и кардиналов из Коридора Священников катакомб капуцинов в Палермо мерцала свеча. Дождевая вода с волос стекала мне на лицо. Два моих соска колебались в неверном свете свечи. На красном воске свечи были рельефные изображения двух мужчин с бокалами в руках и коленопреклоненной перед ними женщины, тоже держащей бокал. Свеча сгорела настолько, что головы мужчин расплавились. Стоящая перед ними на коленях женщина поднимала бокал за здоровье двух безголовых.