Кладбище мертвых апельсинов

Перед моим мысленным взором возникает местечко, где две церкви, одна большая, а другая маленькая. Я дома, в Файстритце. На лугах сочное сено, течет Драу, растут ели по берегам, в Файстритце я дома. И пою я, когда хочу, и никто не скажет мне: «Молчи!» Я в Файстритце дома. На ветровом стекле машины моего брата, который в Файстритце дома, приклеен плакатик с надписью: «International SOS! При угрозе жизни вызывай священника!» «Включи же музыку, я хочу, чтобы вокруг что-нибудь звучало!» – сказал молодой человек в ресторане, склонившись над похожей на гроб стеклянной витриной, в которой были выставлены смешные и печальные тряпичные куклы, сделанные старой каринтийской мастерицей. Несколько минут спустя подошел военный. Я проклял свою рожу, которую он сразу узнал. У меня возникло острое желание подобно хамелеону постоянно менять цвет лица или вообще раз в неделю менять голову, чтобы меня больше никто не мог узнать. В Виллахе мимо меня прошел Гельмут, сын крестьянина Вольфа, мой враг из восьмилетки, который под смех учеников ходил по классу гусиным шагом, вытянув правую руку в нацистском приветствии, и выкрикивал: «Хайль Гитлер!» Мы заметили и узнали друг друга издали. Чем ближе мы подходили друг к другу, тем ниже мы наклоняли головы. Он налево, я направо, чтобы в нужный момент уткнуться взглядом в асфальт, разойтись, не приветствуя друг друга. Сын крестьянина Вольфа остался все таким же толстым коротышкой, становясь все больше похожим на своего отца, про которого я даже не знал, жив ли он или нет. Некоторое время назад, если мне не изменяет память, прошел слух, что он умер от алкоголизма и был похоронен в огромной бутылке из-под шнапса, в которой обычно был виден только парусник. Немногие люди, пришедшие с ним проститься, вынуждены были лицезреть его сине-зеленый труп в огромной бутылке из-под шнапса. Последние капли святой воды священник уронил на мертвенно-зеленое стекло бутылки из-под шнапса. Почему смеялись Кристебауэр и его брат, когда повстречали меня на Вайербихле? Увидев меня, они опустили головы. Amarcord! Раньше они были самыми сильными мужиками в деревне, на день святого Николая и сочельник они наряжались чертями, стучали по покрытым морозными узорами оконным стеклам, до смерти пугая деревенских детей. Сказали ли они, когда я уже миновал их, что рядом с ними прошел обслюнявленный ячмень, ходячая смерть, гомик свинячий? Я собрал с нашей компостной кучи сливы, падавшие туда с дерева, растущего во дворе Кристебауэра, потому что у нас не было фруктового сада. Сбор этих слив всегда был приключением, так как всякий раз мы видели направленные на нас косые взгляды или слышали обращенные к нам с соседнего двора грубые слова, когда подбирали сливы, упавшие с соседского дерева на валявшиеся на нашей компостной куче куриные лапы и петушиные головы. Позже Кристебауэр срубил это дерево. Он больше не хотел, чтобы мы собирали перезревшие упавшие плоды.