Кладбище ведьм

Ничего ведь не мешает вернуться в дом, порыскать в поисках денег — а они наверняка есть у Наташиных родителей — затем найти какую-нибудь ЖД-станцию, сесть на электричку или на маршрутку до города. Оставить этот дом, и всё, что вокруг него происходит. Забыть про страх, который постепенно поднимался холодными колючими иголками от пяток к груди. Когда-нибудь (очень скоро) он доберется до сердца.

Можно было уйти прямо сейчас. Вот так просто — отворачивайся и иди.

Но иногда мимолётное желание ничего не значит по сравнению с тем, чего хочется на самом деле. А Маша хотела дойти до конца. Банальное любопытство или же добровольная ссылка в новый персональный АД — она не знала, что ждёт дальше, но быстро отмела мысль о бегстве, как несостоявшуюся.

Она стояла в темноте соседского огорода, окруженная снегом и тенями.

— Есть кто? — спросила осторожно, путаясь в реальности и воображении. Непонятно было, надо ли снова закрывать глаза или уже нет.

Ветер взвыл, подняв облако колючего снега. Швырнул его Маше в лицо, оцарапал.

— Я не понимаю. Что делать дальше? Что будет?

Кожа зудела под одеждой. Остервенело, до дрожи.

— Есть тут кто или нет?

Как поверить в реальность происходящего, если даже голос в голове вдруг пропал. А что если она всё же сошла с ума, как думалось раньше?

Закрой глаза

Это был чужой голос, не Наташин, хотя тоже женский.

Маша мгновенно подчинилась. В ушах шумел ветер, занося далёкие отзвуки собачьего лая, скрипа колёс, гул автомобильного мотора. Что-то ещё?

Мы здесь, — девчачий голос, ломающийся, как у подростков лет в четырнадцать. — Нас много. А ты не та, кого ждали. Не ключ, верно?

— Что за ключ? — Маша вглядывалась в темноту за глазами, но не видела ничего.

Её привела Наташа. Ей можно. Мы можем рассказать всё.

На этот раз голос был старческий, женский, со свистящими буквами «с» и «ж».

Вопрос в том, хочешь ли ты услышать, девочка.

— Ну я же здесь, — буркнула она. — Вы кто? Те, кто за дверью?

Другой голос:

Ведьмы.

И ещё:

Так нас называли.

Перебивая, прозвучал третий голос, за ним четвёртый, пятый, наслаиваясь друг на друга, торопливо:

Мы ничего плохого не сделали. Помогали, как могли. А они пришли и убили нас. Топором — раз. Выкалывали глаза — два. Забирали силу — три.

Кого-то держали в подвале.

Кого-то убивали сразу.

Кто-то пытался сбежать.

Не получилось.

Притаскивали сюда. Забрасывали землёй.

И вот мы здесь. Под снегом, под высохшей травой. Лежим. Ждём.

Ты правда хочешь услышать?

Она сжала голову руками. Глаза зажмурила так, что заболели веки. Вглядывалась в темноту, но никого и ничего не видела.

Голоса замолчали разом. Затем шёпот просочился в сознание:

Рассказать? Мы так долго ждали. 

— Я не уверена, что готова…

Ты прошла все двери. Ты здесь. В снегу по колено. Под ветром. Хочешь услышать или нет?

— Ладно, ладно, хочу!

Что она делает? Почему именно здесь и вот таким образом?

Возник ещё один голос, женский, ровный.

Давай сразу к фактам, девочка. Не будем тратить время. Человек из администрации попал под сильнейшие чары. Он влюблён, безнадёжно. Но не потому, что действительно любит, а потому, что не может не любить. А что на свете сильнее любви? Только злость. О, человек влюблён до злости. Она у него яростная, ядовитая. Никто так не может.

В темноте воображаемого мира, что-то дотронулось до Машиной руки.

Смотри!

Мир расцвел. Мир-паззл, мир-мозаика. Плотные, трехмерные картины оживали, стоило перевести на них взгляд, и замирали, когда Маша смотрела на что-то другое.

Вот картина, в которой Цыган — бедный, убитый Цыган — растворялся в воздухе, будто спиртовой пар. Призрак его уходил, выполнив свою задачу.

Ты прошла через двери, собрала картинку. Теперь ты здесь, с нами.

Наташа привела её.

Ты умница, справилась. Вы обе умницы.

Сквозь темноту проступил сначала забор-рабица, потом сугробы, торчащие высохшие кустарники, деревья, и там — столпившихся за забором женщины. Молодые, старые, совсем еще дети. Множество убитых ведьм.