— Больно, еще как больно, — Избранная коснулась носом холодной впалой щеки. — Идеальным контролем тела, Сущности и Духа меня не обмануть. Хотя, что там. Ты можешь унять дрожь в руках, кривить губы в усмешке, играть голосом, топить чувства в твоем любимом Лиймкроне. Но глаза. Они знают о тебе все, и не хотят молчать. В них любой прочитает боль. Потому что, кроме нее, там больше ничего и нет. Разве что пустота.
— Что насчет тебя? Я думал, за столько веков эмоции истлевают.
— Сколько раз и я так думала…
— Проклятье бессмертия, — Аурелиус поднес к глазам прядь абсолютно белых волос. — Как же так вышло, что проклятые преподносят Дары?
— А что еще остается делать проклятым? Мы ведь и умереть-то толком не можем.
— Вы ведь не возрождаетесь в новом теле?
— Не возрождаемся… скорее всего. Так говорит Вимерглий. Кому, как не ему, знать это.
— И не попадаете в Инопространство.
— Не попадаем.
— Должно быть, это страшно.
— Потому Тамита и выступила против Вимерглия. И Эстеллы, — Сельмия провела губами по голубоватым векам.
— Я так понимаю, больше ты мне не расскажешь ничего?
— Ты и без того обо всем уже догадался.
Рамерик вздохнул и опустил голову на колени девушки.
— Лучше бы не догадывался.
— Тебе пора.
— Я буду скучать… возможно.
Сельмия с улыбкой приложила ладонь ко лбу Рика.
— Вроде здоров.
— Не знаю, что ждет тебя после смерти, но…
— Я не боюсь.
— Просто…
— Не бойся и ты.
Аурелиус замолчал и чуть заметно кивнул.
— Ты ошибаешься, Рик.
— В чем.
— Что тебя ненавидят все.
— Я вовсе не…
— И помимо глаз, — перебила Сельмия. — У меня есть еще рассудок и неизмеримое число лет жизненного опыта. Я знаю тебя все двадцать два года. И я знаю, что у тебя внутри.
— Ненавижу, — ухмыльнулся Аурелиус.
— Я тоже тебя люблю. С днем рождения, Рик.
На долю секунды Рамерик почувствовал едва уловимое касание губ Сельмии на лбу, после чего упал в шелковый омут своей постели. Уже в настоящем.
— Как же я тебя ненавижу.
Так. Не паниковать. Вдох. Выдох. Взять себя в руки. Это всего лишь галлюцинации, не в первый раз. Пора было уже привыкнуть.
Закрыв голову руками, я прижалась к тушке курицы и уставилась на фигуры в плащах, прикидывая ответную реакцию.
Они действительно исчезли секунду спустя. Видимо, решили не связываться с умалишенной. Молодцы. А мне что делать?
На всякий случай, я не стала шевелиться. Чудные какие-то галлюцинации у меня стали, сама удивляюсь. Видно, психика в панике сдает безумию одну позицию за другой. Не то что бы это было странно, учитывая обстоятельства.
О, неужели Даль, собственной персоной? Еще и издевается.
Невдалеке зашевелились густые зеленые заросли, и из-за кустов показался парень, напряженно оглядываясь по сторонам.
Не смешно.
Поднявшись на ноги, я подпрыгнула и помахала рукой. Никакой реакции. Да и не похоже, что он притворяется. В недоумении я посмотрела на свои ладони. И не увидела ничего.
Осмотревшись, парень прищурился и направился в мою сторону. Нервно всхлипнув, я опустила взгляд. Закрыла глаза. Помотала головой. Открыла глаза. А потом смело засчитала безумию еще одно очко: в траве, обнявшись с несчастной дичью, лежало мое тело. Невыносимо высокий писк в ушах оборвался.
Совсем не смешно.
Разглядев возле кустов тело, Даль одним прыжком очутился рядом. Выхватив нож, он ловким движением выколол «курице» глаз и выступившей кровью нарисовал на моем лбу какой-то знак.
Отклик на эти, мягко скажем, странные действия не стал дожидаться, пока я удивлюсь. Перед глазами пронеслись яркие осколки света, в уши вновь хлынул отвратительный писк. Потом я почувствовала спиной сильный удар.
Разлепив глаза, я оторвала голову от земли и тяжело перекатилась на бок. Даль сидел рядом, вытирая руки о траву. Только вместо текландтского костюма, что я видела до падения, на нем были… темно-синие джинсы и желто-белая гавайская рубашка? Да вы шутите.