Кладезь бездны

Занавеску резко дернули в сторону. За ней стоял человек с замотанным черной тканью лицом. И с обнаженной джамбией в руке.

На террасе скрипели шаги – вот со скрежетом распахнулись решетки ставен в соседнюю комнату. Идущий решил посмотреть, есть ли там кто. Судя по тишине, никого там не было.

Человек без лица спокойно направился к аль-Мамуну.

Ноги лежали ровно, ступни одинаково приподнимали полосатое одеяло.

– Как вы смеете?! – глупо завопил Абдаллах. – Я ваш халиф! Я потомок Пророка, ты будешь проклят, если поднимешь на меня руку!

Убийца остановился. И фыркнул под повязкой:

– Твой брат кричал то же самое, о глупец…

За спиной загремело и заскрипело дерево ставен: с террасы кто-то вошел. В ужасе обернувшись, аль-Мамун встретился взглядом со вторым убийцей: черные, как маслины, глаза смотрели презрительно. Из-под такой же черной повязки глухо прозвучало:

– Хватит болтать.

Затаив дыхание, аль-Мамун снова повернулся, увидел, как блестит изогнутое лезвие джамбии. Блеск приближался.

– Нет… нет… – глупо бормотал он.

Человек без лица вдруг остановился как вкопанный. За спиной Абдаллаха послышался стон.

Аль-Мамун не имел сил обернуться. Он смотрел на блеск лезвия. Джамбия выпала из разжавшейся руки и глухо стукнула о ковры. Убийца пошатнулся – и плашмя, во весь рост рухнул лицом вниз.

Словно в ответ, за спиной послышался стук обвалившегося на пол тела. Аль-Мамун стиснул зубы и обернулся. Несший ему смерть человек лежал ничком. Спину наискось рассекала длинная широкая рана. В ране быстро поднималась кровь.

Опершись на ставню, в дверях на террасу стоял Тарик.

Плюнув в располосованное тело, нерегиль встряхнул окровавленный клинок, очищая лезвие. Певучий звук вернул аль-Мамуну дар речи. Сталь со скрежетом вдвинулась в ножны, самийа шагнул вперед, и Абдаллах выдавил из себя:

– Б-благодарю…

– Пустяки, – ответил Тарик, перешагивая через труп. – Я бы с большим удовольствием освежевал ибн Шумана.

И, подхватив длинный кальян с опиумом, вышвырнул его в раскрытое окно на террасу. Сверкнув медным боком, тот ударился о землю, отбросив в сторону трубку в цветной оплетке.

– А…

– Найду – спущу шкуру. И избавлю от всех выступающих частей тела, начиная с пальцев, – сказал нерегиль.

– Но…

– С Зирара – тоже спущу шкуру. Жаль, что выступающих частей тела у него меньше, чем у поганого лекаря. Он заслужил много боли.

– За что? – ахнул аль-Мамун, впрочем, уже догадавшись.

– За то, что брал деньги от предателей, – отрезал нерегиль.

– Но…

Вдруг Тарик вскинул руку и погрозился кому-то за спиной аль-Мамуна:

– Намайо! – гаркнул, как плетью хлестнул. – Не здесь!

Быстро обернувшись, Абдаллах увидел так же, ничком, лежащее на коврах тело. С такой же длинной резаной раной, наискось разделяющей мокрую от крови спину. А над телом – кошкой выгнувшего спину сумеречника с ножом в руке.

– Утащи его отсюда, Намайо, – строго проговорил Тарик. – А потом делай с ним все что хочешь.

Засопев, аураннец резко вдвинул оружие в ножны и поволок мертвеца за ноги. При этом он сердито ворчал по-своему.

Невесть откуда взявшийся черный кот ехидно спросил:

– А соевого соуса не принести? И так хорошо получилось, нечего жаловаться…

Нерегиль для верности погрозился пальцем еще раз:

– Утащить подальше, Намайо, значит утащить подальше. Не в соседнюю комнату. Подальше – значит подальше.

Утаскиваемый труп собирал под собой складками ковры.

– Ааа… он… – Аль-Мамун повернулся к нерегилю и сделал неопределенный жест руками в сторону удаляющегося сопения и шуршания ткани.

Тарик помялся и так же неопределенно покрутил ладонями:

– У Намайо… большой счет к людям. Они бросили его умирать на площади в аль-Хаджаре.

– На которую ночью вышли кутрубы и гулы, – мягко мурлыкнул под боком кот. – Если бы не Джунайд, бедняга отправился бы к новому перерождению…

– Ну так и пусть его, – решился аль-Мамун. – Пусть делает то, что захочет.

И небрежно отмахнулся.

Настороженно смотревший Тарик облегченно выпустил воздух. И улыбнулся:

– Действительно.

А кот подошел под самый бок и заметил:

– Тем более что он заслужил. Хороший удар.

– Не стоит благодарности, господин. Это был наш долг, – звякнул новый голос, и аль-Мамун подпрыгнул на своем спальном ковре.

Аураннка возникла в комнате бесшумно – серый шелк ее походного платья даже не шелестел. Только одуряющий аромат, сладкий, как персик, плыл над полом, когда она медленно шла к халифу. Белое личико казалось кукольным: узкие раскосые глаза, точки выщипанных бровей, ярко-алый маленький рот не шевелились, как нарисованные.

Аль-Мамун непроизвольно отклонился назад.

У самого края ковра сумеречница склонилась в глубоком поклоне.

Когда она подняла лицо, Абдаллах увидел тоненький шрам над правым глазом. Почувствовав его взгляд, аураннка поднесла к отметине узкую ладонь. Аль-Мамун поспешно отвел глаза, сумеречница тоже резко опустила руку и смешалась.

– Прошу вас, госпожа. Приступайте, – кивнул Тарик.

И пояснил снова подавшемуся назад халифу:

– Дама Амоэ здесь, чтобы помочь тебе, Абдаллах.