Кладоискатели (сборник)

Старший в штатском, тот самый Лев Самуилович Цмигельс, стал читать приговор, но князь не слушал его. Он был в шаге перед вечностью, смотрел сквозь солдат, русских мужиков, которые через несколько минут выпустят в него пули, и вспоминал семью. Наверное, он сейчас встретится с родителями, и сможет душой перенестись к жене и детям, последний раз взглянуть на них. А они должны когда-то потом прийти к нему. «Господи Иисусе Христе, Боже мой, прими дух мой!». Ему стало легко.

* * *

К Елизавете после расстрела Фёдора Петровича пришёл комиссар Цмигельс и сообщил, что её мужу дали десять лет лагерей без права переписки. Она выслушала всё молча, не поверила. Также комиссар сказал, что следствие пока не располагает данными о её причастности к контрреволюционной деятельности, и что если она будет стремиться стать достойным членом советского общества, то сможет найти работу и помочь своим детям встать на ноги и вместе со всеми строить коммунизм.

– Драгоценности, которые припрятали, лучше сдать мне.

– У меня уже всё забрали.

Цмигельс выругался вполголоса и ушёл.

Оставшись одна, Лиза долго и беззвучно плакала. Потом встала, оглянулась вокруг. Как будто только сейчас она осознала окончательно, что произошло с ней за последние годы. Из привилегированного класса общества её семья опустилась на самое его дно. Нет у них больше ни городского дома, ни усадьбы, ни состояния, а есть вот эта маленькая лачуга, где она сейчас осталась одна с детьми. Они нищие. Всё, что построили и приобрели за века существования их родов предки, всё, что они передали своим детям – теперь принадлежит другим. Это не укладывалось в голове. А теперь и любимый муж убит новой властью. Жить не хотелось. Княгиня встала перед иконой Казанской Божией Матери и долго молилась.

Через месяц княгиня взяла детей, сложила нехитрые пожитки на телегу, с которой помог её брат, оставшийся в городе и друживший с новой властью, так как той тоже были нужны квалифицированные военные, инженеры и доктора, и отправилась в город. Там брат выхлопотал ей комнату и место санитарки в больнице. Перед тем как уехать, Елизавета зашла проститься с Марией, женой отца Сергия. Та также знала об участи мужа.

– Уезжаешь, Лиза?

– Уезжаю, Маша. А вы?

– Куда ж нам ехать?

– Фёдор говорил, что у вас родня есть в городе.

– Есть, и даже многочисленная. Да мы на земле останемся. Почти вся жизнь тут прошла, в этом доме, около этой церкви. И кладбище здесь недалеко. Бог даст, переживём лихую годину.

– Храни вас Господь!

– Ангела хранителя тебе и твоим детям! Может, свидимся.

– Когда-то точно свидимся.

И Елизавета пошла в своих когда-то дорогих и модных, а теперь полуразвалившихся сапожках, в крестьянской телогрейке, с трудом передвигая разбитыми в кровь ногами за скрипучей телегой. На прощанье какая-то крестьянка, имени которой она не помнила, сунула ей узелок с луком, салом и кусочком хлеба в дорогу.

– Береги себя, госпожа!

– И ты береги, – Елизавета узнала её.

– А Нюша моя померла, – сказала та, прижимая к подолу голову белобрысого сына.

– И Фёдора моего убили.

– Мама, мама, поехали, – уже звали её дети, потому что возница сильно торопил их.

В городе Елизавета действительно устроилась медсестрой, получила маленькую комнату на втором этаже деревянного дома, – уплотнили учителя истории Троицкого, брата священника Сергия Троицкого, расстрелянного вместе с князем Бельским. У него был сын Александр и две дочери Катя и Вера. Его жена, Варвара Кузьминична, оказалась верующей интеллигентной женщиной и даже с радостью восприняла новое соседство. Всё-таки лучше делить кров с людьми одного круга, взглядов и воспитания. И общее горе объединяло.

Василий Николаевич был высоким статным мужчиной с русыми волнистыми волосами и пшеничного цвета усами. Он любил сидеть у камина и курить самодельные папиросы или трубку. Ещё он неплохо играл на скрипке и рисовал преимущественно животных – собак и лошадок. Теперь у него прибавилось зрителей и учеников. Дети любили его, просили то почитать, то нарисовать картинку. Новая власть не доверяла Василию Николаевичу, окончившему Дерптский университет, преподавать историю. А доверила она ему должность кассира в клубе ДОСААФ. Его осанка и трость с рукояткой из слоновой кости, манера держать себя не вписывались в новый стиль жизни и казались в лучшем случае старомодными. Как и княгиня Елизавета, он вынужден был хранить прошлое внутри себя и подлаживаться под новые правила. Новая работа не приносила удовлетворения и унижала. Чтобы забыться, Василий Николаевич играл на скрипке и читал. Варвара Кузьминична, воспринявшая перемены более спокойно, много молилась и сосредоточилась на хозяйстве. Они с мужем и детьми занимали две комнаты, одна из которых служила и общей гостиной.