Предложение принять ее в качестве постоянной спутницы привело всех в восторг.
В это время задребезжал звонок, которым инженер вызывал на площадку.
Оставив девушек, все вышли наружу.
– Посмотрите! – воскликнул, смеясь, Бромберг, указывая вдаль.
Взглянув по указанному направлению, путники увидали огромную толпу около околицы селения, махавшую флагами, тряпками и бившую в гонги и барабаны.
– Это они изгоняют нас, принимая нас за злого духа! – воскликнул Суравин.
– А вон тут, внизу, и ваша покупка лежит! – указал инженер. – А там, дальше, ползет по гаоляну раненый Лиу-Пин-Юнг. Бросьте-ка трап да спуститесь за шелком.
Воздушный корабль опустился совсем низко, и Суравин бросил веревочный трап.
Чи-Най-Чанг быстро спустился по нему, доставил на корабль покупку и собрался было снова спуститься, чтобы добить раненого Лиу-Пин-Юнга, но Верлов окрикнул его:
– Ну его к черту! Этот урок надолго успокоит его и отобьет охоту преследовать нас. Не стоит собака того, чтобы им специально заниматься.
С этими словами он дал знак Бромбергу, и воздушный корабль стал быстро подниматься вверх.
Опасность миновала, все путники ликовали победу над тайфуном и бонзой.
XIII
Прошло шесть суток.
Погода после последнего ужасного тайфуна установилась прекрасная, а легкий южный ветер, попутный взятому курсу, только увеличивал скорость движения.
Почти целый день путники проводили на верхней площадке, любуясь с высоты птичьего полета густо заселенными землями провинций Ху-Бэй и Ань-Хой.
В конце пятого дня далеко на востоке показался громадный город Нанкин, изукрашенный колоссальными башнями-кумирнями, горевший на солнце позолотой причудливых столбов с драконами и павлинами, стоявших вместо вывесок около богатых магазинов.
Этот огромный город, куда, как в Шанхай, свозилось все богатство Центрального Китая, славившийся своими чаями, шелками, слоновой костью и великолепными вышивками, так и кипел жизнью, словно гигантский муравейник.
И будто чтобы прикрыть от чужих глаз это богатство, его ограждала со стороны моря грандиозная Великая стена.
Вышиною в десять сажен и толщиною в три сажени вверху, эта стена тянулась мимо него, беря свое начало у моря, близ города Хан-Чжоу и окружая всю Старо-Китайскую империю.
К самому Нанкину от нее шел как бы отрог, замыкавший, в свою очередь, город со всех сторон.
– Какое великое сооружение! – воскликнула Вера Николаевна, любуясь стеной, на которой, в некотором расстоянии одна от другой, возвышались причудливые пяти- и шестиэтажные башни, в которых когда-то помещались, во время войн, допотопные пушки и другие, более примитивные метательные орудия.
– Да! – задумчиво проговорил Верлов. – Только вообразить, сколько труда и рабочих жизней стоила эта постройка, принесшая Китаю столько зла!
– Почему? – удивилась девушка.
– Как почему?! Ведь когда это великое сооружение закончилось, китайские законы запретили народу выход за пределы Великой стены! Эта стена словно отрезала Китай от внешнего мира, от цивилизации и общения с другими народами, а Китай, когда-то стоявший на высоте культуры, тихо погрузился в спячку, быстро отстав от соседей. Теперь, когда Китай и Маньчжурия соединились в одно государство, эта стена теряет свое значение, но вековой сон трудно пробудить сразу.
Солнце сияло и искрилось, отражаясь в мутных водах широкого Ян-Цзы-Кианга.
Недалеко от Нанкина, посреди реки, виднелся высокий скалистый островок. Вернее, это была скала, круто, отвесно высунувшаяся высоко из-под воды.
А на верху этой скалы зеленели деревья и гордо возвышалась пагода, к которой, казалось, никак нельзя было пробраться с реки.
Вера, восхищенная и радостная, любовалась этой картиной.
– Это какая-то неприступная крепость на скале! Смотрите: ни дорожки к ней, ни тропинки снизу!
– Я был на этом островке, – ответил Верлов. – В скале, у самой воды есть пещера. Чтобы пробраться в пагоду, надо на лодке въехать в пещеру, вход в которую в обыкновенное время запирается крепкой железной дверью. Но из пещеры есть подземный ход, высеченный в скале, и по нем посетители входят наверх.
Разговаривая таким образом, они продолжали любоваться видами, так и менявшимися на их глазах, словно в калейдоскопе.
Пять дней пути совершенно сблизили путников с маленькой пятнадцатилетней Нянь-Си.
Китаянка, как и все восточные люди, быстро освободилась от чувства страха, которое первое время испытывала к крылатому чудовищу, освоилась со своим положением и всей душой привязалась к пассажирам воздушного корабля.
Она всячески старалась услужить своим новым друзьям, понемногу вникая в хозяйство и буквально не спуская глаз с Веры, которую, казалось, боготворила.
Как сильно изменилась она за эти дни!
Она совсем не походила на ту грязную дикарку, которой была в деревне, а выглядела в сшитом ей Верой Николаевной изящном костюме настоящим ангельчиком.
В ней было так много чистого, совершенно детского, что все невольно улыбались, глядя на нее.
В вечных беседах, спорах и обсуждениях будущего никто не замечал, как летит время.