Клан - моё государство 4

– Мне эксперт сказал, что нет у него шрамов вообще.

– А их и не было. И переломов тоже не получил.

– Значит страх!- определил Николай.

– Что вы!! Он был смелый до ужаса. Рисковый. Та авария его не изменила в этом отношении.

– Крыша, выходит, съехала?

– Да. Тяжкое сотрясение. Он не мог пить даже кислый сок. Сразу начинались страшные головные боли. Но главное дело не в этом. Ещё была паховая травма.

– Пах это…

– Именно. Перестал он существовать как мужчина. И это в восемнадцать лет,- она опять вздохнула.- Вы знаете, как он переживал?!

– И вы его лечили?

– Это нельзя назвать лечением. Там помочь можно было только одним. Изменить психику. Тогда, в те годы, эх молодой человек, молодой человек, как вы сможете всё это понять! Психиатрия на службе…

– Я вас понял, Вера Сергеевна. Это считалось мелочами, и никто не занимался. Да?

– Конечно. В те годы мы лечили от других болезней. Большей частью вообще психически нормальных людей. Мне стыдно за моё врачебное прошлое. Когда он пришёл ко мне домой в первый раз, я про себя посмеивалась, а тут гибель сына, и что-то во мне перевернулось. Потом я его сама отыскала. Объяснила ему сложности и последствия, но он был очень упрямый и согласился на всё. И весь курс лечения прошёл до конца.

– Опасный курс?

– Он очень болевой. Применяется электрошок. До судорог. Это пытка инквизиции, а не лечебный курс. Он его выдержал. Я сильно боялась, могли возникнуть нежелательные последствия. Но все мои страхи остались позади через пять лет.

– Он часто к вам приезжал?

– В гости?

– Да.

– Никогда. Всегда присылал мне подарки ко дню рождения и ежемесячные денежные переводы.

– В наше время дополнительная копейка как манна небесная,- Николай допил чай.- Я маме своей стараюсь каждый месяц посылать, но суммы всё какие-то обидно маленькие. Даже стыдно. Здоровый мужик, а мать нормально обеспечить не могу.

– Не корите себя. Бедность не порок. Мама ваша, я вас уверяю, величине не придает значения. Для неё важен сам факт. Она на пенсии?

– Уже три года.

– А отец?

– Папа умер семь лет назад. Инфаркт.

– Соболезную вам. А семьи нет?

– Есть девушка. Давно встречаемся, но… Я в общаге живу, она в двухкомнатной квартирке с родителями. Да сыр-бор не в том. Семья это расходы, а дети пойдут… Ну, какой из меня кормилец? 600 в месяц получаю.

– Доплаты, командировочные?

– Всё это в прошлом,- Николай горько усмехнулся.- Два последних месяца не выдавали. Только авансы. По сотне. Скоро останемся без трусов. Вера Сергеевна. Я вот что подумал. Если он не пил, то его могли тем самым убить, насильно напоив.

– Так могло быть. Но подчёркиваю – насильно. Он был очень здоровый мужик.

– Мне следователь сказал, что на теле повреждений не было. Хотя… они могли бумаги подделать. Наверное, так и сделали, потому три месяца и не опознавали.

– Вероятно, так всё и было.

– А у него родных не было?

– Никого. Мать и отец детдомовцы и он в семье один.

– Жаль человека. Говорят, он был честным. По нашим временам большая редкость.

– За его честность не поручусь, но вот жадности в нём не было. Ему после августа 1991 года дали машину. Ельцин всех одаривал после провалившегося путча. Так он пригнал её сюда и передал по дарственной парню без ног. Тот на мине подорвался в Афганистане. Он был бескорыстный. Ему было чуждо стяжательство. Воспитание, знаете ли, имеет первостепенное значение, а после тридцати, как факт, доминирует над теми привычками, что были приобретены в юности.

– Период переоценки?

– И основательный. Есть такое выражение – остепенился. Психология, молодой человек, способна объяснить всё.

– Как и астрология,- Николай рассмеялся.

– Лженаука,- сказала женщина и спросила:- Мне вам отдать Петра Егоровича архив или кто-то приедет?

– Мне такого поручения дано не было. Послали предупредить, чтобы вы не давали интервью газетчикам. Если вы не против, я гляну, чтобы доложить начальству, но при условии, коль там не много. Мне надо добраться в Москву до 18.00. Сегодня мне надо дежурить по управлению.

– Там три тонкие папки и ещё эти… как их… для компьютера.

– Дискеты.

– Они кажется. Я в них ни черта не понимаю. Не было этого в наше время.

– Бумаги я быстро просмотрю, а дискеты… тут надо компьютер. А давно всё это у вас?

– Вот как его уволили, так и пришла посылка,- она подала Николаю коробку из-под настенных электронных часов.- Смотрите и забирайте.

– Не толкайте меня, Вера Сергеевна, на преступление. Я взять не могу.

– Ай, бросьте!- она махнула рукой.- Тоже мне преступление. Это что-то по философии. Я читала. Там нет секретов. Он мне сказал, что это труд всей его жизни. Так и не нашёл времени, чтобы издать. Берите.

– Тем более. Человек работал, писал. Может надо в какой-то институт или издательство.

– Не спорьте со мной, забирайте. Я уже старая лошадь. Одинокая. Сдохну – выбросят на помойку. А так точно попадёт в архив. И не перечьте.

– Хорошо, но я вам напишу расписку, как положено. С перечислением всего,- предложил Николай.

– Уговорили. Пишите.

– Листы чистые найдутся?

– Не дам. Из принципа,- женщина расхохоталась.- Вы чудной! Да на хрен она мне ваша расписка? Только в туалет с ней.