Читаем Клан Сопрано полностью

«Где я профукал сына? В чем мой косяк?» — Тони

В серии «Второе пришествие» предлагается интерпретация крика Тони: «Я ПОНЯЛ!», — который мы слышим в конце эпизода «Кеннеди и Хайди». Анализ происходит на сеансе у Мелфи:

Тони: Все, что я хочу сказать однозначно: я видел это вполне отчетливо; все, что мы видим и ощущаем, далеко не предел.

Мелфи: Есть что-то еще?

Тони: Да, есть.

[Мелфи смотрит на него, стараясь, ничего не говоря, подтолкнуть его к мысли.]

Тони: Но ничего больше не догнал. Я, блин, без понятия.

Мелфи: Альтернативная вселенная?

Тони: Какого вы, мать вашу, прикалываетесь?

Мелфи: Я нет.

[Тони молчит, кивает]

Тони: Может быть… Это звучит глупо, но в какой-то момент я понял, что наши матери — это водители автобуса. Нет, они сами как автобус. Понимаете, они транспортное средство, которое доставляет нас сюда. Они высаживают нас, и мы идем своей дорогой. А они продолжают свой маршрут, и проблема в том, что мы пытаемся снова забраться в автобус. Вместо того, чтобы просто дать им уехать дальше.

Мелфи. Какая глубокая мысль.

Тони. Господи, не прикидывайтесь удивленной. [Долгая пауза.] Знаете, после всех этих мыслей до тебя вроде как почти доходит, и потом пффф…

Тони находится в скорлупе, а потому он, подходя к пониманию многих вещей намного ближе, чем его родственники, коллеги и друзья, неизбежно останавливается. Та же проблема затронута рассказчиком в романе Уокера Перси «Кинозритель» (The Moviegoer). Когда в 1951 году, находясь в Корее на поле боя, он прижимался к земле и смотрел на навозного жука, ползающего рядом по листьям, он тоже понял, что где-то, за пределами нашего понимания, есть что-то еще. И затем забыл об этом. Он время от времени вспоминает об этом откровении (несколько страниц в первой главе романа и много раз потом), но затем погружается в «повседневность» жизни — знакомую, удобную, бесчувственную рутину, — и опять обо всем забывает. В отличие от Тони, у него достаточно развитый психологический лексикон, чтобы сформулировать свои ощущения более точно (и он даже немного гордится этим, свысока смотрит на бизнесменов и работников, которым не дано понять его сложной мысли, его ощущений того, что Там Есть Что-то Еще), но в конечном итоге и он, и Тони оказываются в одном и том же положении, в котором находимся мы все — вне зависимости от того, понимаем мы это или нет, или принимаем мы это или нет. Изменение самой сути твоей природы (изменение взгляда на весь мир) — это нелегкий процесс.

Тони говорит Мелфи, что после выстрела Джуниора у него был золотой шанс, и что он упустил его. Включение в серию путешествия в Лас-Вегас — это сделанная на скорую руку попытка создать новый момент откровения. Но разве это возможно для Тони или кого-либо еще? Особенно когда так легко скатиться к старому недовольству и вражде, то есть дать сокам довести уже давно снятое с огня мясо до готовности — помните серию «Уходи как мужчина»?

Фил все еще зол на Тони из-за давнего убийства его брата Билли; он прямо говорит об этом вдове Кристофера, когда упоминает, что горе длится тем дольше, чем ближе к тебе был умерший. Эй Джей совершает попытку суицида, а затем старается оправдать ее слезливыми воспоминаниями о том, что мы видели в прошлых сезонах. Кармела в конце концов обвиняет Тони не только в передаче «проклятия семьи Сопрано» их сыну, но в его постоянной депрессии, от которой она устала: «Ты хоть представляешь, каково это — все время быть с человеком, который постоянно жалуется?»

Во время разговора о том, как Эй Джей чуть было не утонул в домашнем бассейне Сопрано, другие капитаны Семьи признаются, что их сыновья и дочери тоже имеют проблемы с психикой. Поли предполагает, что во всем виноваты токсины, действию которых дети повергались всю жизнь (вспомним эпизод, где парни Тони продолжают сваливать асбест за городом[428]). В такой окружающей среде неважно, когда ты впервые столкнулся с токсинами или трагедией: это остается с тобой на долгие годы, а может быть, на всю жизнь.

Эй Джей пытается убить себя в том самом бассейне, где любимые утки Тони олицетворяли его желание счастливой семейной жизни. Это происходит после того, как парень слишком много времени провел за изучением стихотворения Йейтса, которое и дало название эпизоду. Мрачный взгляд Йейтса на будущее цивилизации («Все разваливается; и центру это не удержать») можно отнести ко всему сезону в целом. Центр мира Тони — люди, которых он любил и которым во многом доверял — рушится. Бакала. Джуниор. Поли. Хэш. Крис. Они либо унижены, либо выброшены на обочину, либо убиты руками самого Тони. Вскоре после убийства крестного сына (в прошлом эпизоде) Тони едва успевает вернуться домой, чтобы спасти жизнь своего настоящего сына. А ведь это одно из более чем явных следствий, когда-либо показанных в сериале.

Перейти на страницу:

Все книги серии Киноstory

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» — сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора — вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение