Читаем Клан Сопрано полностью

Д: Нет, не работал… Я знал Джо Пэнтса просто как человека, и он приходил ко мне на пробы в других проектах. Мы также поставили на итальянцев! Я всегда думал о Джо Пэнтсе как о характерном актере, и он не проявлял заинтересованности. Я не видел его на телевидении — он, я думаю, в одном-двух телефильмах играл.

А: Мы говорили о Ричи против Ральфи. Ричи основательно вводили в сериал. Ральфи просто вошел на кухню к Тони посредине эпизода с похоронами Ливии, будто он тут всегда и был, а затем он вдруг становится ужасно важным героем. Вы так сделали отчасти потому, что думали: «Люди все равно узнают Джо Пэнтса»?

Д: Я сейчас работаю над сценарием, где я делаю то же самое. Вводя нового героя, ты не должен каждый раз поднимать национальный флаг США. Это просто еще один человек в этой вселенной.

А: В этом сезоне показывают больше насилия, чем в двух предыдущих, особенно в таких эпизодах, как «Работник месяца», «Еще одна зубочистка» и «Университет». В то же время мафиози здесь более открыто выражают расистские взгляды, чем раньше. Это не только Ноя Тенненбаума касается, но и полицейского Чарльза Даттона. Растет количество расистских высказываний и комментариев. Именно здесь есть момент, когда Кармела идет к доктору Краковеру, и он более прямо и резко, чем Мелфи, говорит ей о необходимости порвать со своей нынешней жизнью. На протяжении многих лет вы не раз упоминали, что просто пытаетесь докричаться до зрителей: «Бывают злые люди, и это сериал о зле». Как вы думаете, в этом сезоне вы пытались делать это более сознательно или неосознанно?

Д: Возможно, это было подсознательным, когда я думал о Краковере. Но я не хотел быть дидактичным. Я вступил — осознанно или нет — в диалог со зрителями. Я сказал что-то, и мне ответили. Но я всегда пытался дистанцироваться, насколько это возможно, и не беспокоится о том, что зрители думают. Мне кажется, что в большом и в малом мне это вполне удалось.

А: А какую историю третьего сезона в целом вы бы назвали самой важной?

Д: Историю Ральфи. [Когда Ральфи убивает Трейси], мы вместе с частью зрителей находимся в точке кипения. Было много критики от феминисток, которые протестовали против убийства девушки. Но они смотрели сериал каждую неделю, а там убивали мужчин. Мне этого было просто не понять. Неужели нужно повторять: «Они все люди»?

М: Я помню, во время третьего сезона было много жалоб о насилии над женщинами, я сам слышал их. В этом сезоне не только Трейси умирает в эпизоде «Университет», но в «Работнике месяца» насилуют Мелфи. И еще есть связанные с этим образы, например, когда Сильвио толкает Трейси машиной в «Университете».

А: А Ральфи в это время смеется.

М: Я не думаю, что мы раньше видели, как Сильвио совершает насильственные действия. Суть и была в том, что герои…

Д: Будто выпущены из клетки.

М: Да. Они ведут себя с женщинами, как животные, они жестоки. Это такой же шок для системы, как и разнузданные расистские высказывания во второй половине первого сезона. Я помню беседы с людьми из газеты «Стар-Леджер» об уровне насилия в сериале, о явном сексуальном унижении и жестокости, о Трейси, об изнасиловании. Один писатель сказал: «Я больше сериал не смотрю, он превратился в порнографию». У всех разный переломный момент в этом отношении.

Д: Но вот чего я не понимаю: если бы изнасилование Мелфи не произошло в тандеме с убийством Трейси, была бы эта история такой шокирующей?

А: Я думаю, до известной степени, ведь людям нравится доктор Мелфи. В контексте сериала она «сильная женщина», а здесь ее опустили ужасно низко.

М: Вот что я хочу прояснить относительно насилия: огорчались ли вы или кто-то из авторов из-за того, что зрители очень любят этих гангстеров?

Д: Да.

М: То есть насилие в отношении женщин, расизм, повышающийся уровень жестокости, садизм у героев типа Ральфи — это ваш ответ зрителям? Что-то вроде: «Нельзя любить этих парней! Черт возьми, что с вами не так?»

Д: Да — заставить их увидеть, о чем этот сериал. Он о людях, которые пошли на сделку с дьяволом. Он о зле. Я удивился, как трудно заставить людей это понять.

М: В «Университете» трагедия Трейси и ее смерть от рук Ральфи идет параллельно с историей Медоу и Ноя. Что вы думаете о переплетении этих двух линий?

Д: Это сравнение воспитания Медоу с воспитанием Трейси, — например, когда мать Трейси обжигает ей руку о плиту. Это уходит корнями в мой телефильм под названием «Сойдя с пути в Миннесоту» (Off the Minnesote Srip)[444] о тинэйджерах-проститутках из Миннеаполиса. Я хотел сравнить мягкое воспитание Медоу с тем, что было у Трейси. Медоу считала, что ее жизнь полна проблем, а жизнь Трейси действительно была полна проблем. Думаю, я включил Ноя, потому что он был воспитанным и приличным человеком.

М: Интересно, действительно ли Тони был виноват перед Трейси более всего в том, что не захотел слушать о ее проблемах.

Д: Тони никогда не хочет слушать о проблемах людей, и это его большая вина.

Перейти на страницу:

Все книги серии Киноstory

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» — сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора — вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» – сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора – вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Зотов , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение / Научно-популярная литература / Образование и наука