Читаем Клан Сопрано полностью

М: Вы использовали больше одного раза в эпизоде целый ряд песен. «Жизнь на тонкой линии», затем «Молитва моего любовника» (My Lover’s Prayer) [песня американского певца Отиса Реддинга — Прим. пер.] и «Белый кролик» (White Rabbit) группы «Джефферсон Эйрплайн» (Jefferson Airplane). Была ли какая-то конкретная причина, почему вы так делали в одном эпизоде и не делали в другом?

Д: Наверное, это так было: я как бы поставил демозапись. Если два раза послушать, то понимаешь тематику песни, то есть будет ответная реакция. Обычно в первый раз — это демоверсия, а затем мы вводим ее позже.

А: Были ли другие группы, чью музыку вы многие годы не могли использовать из-за расходов или по другим причинам?

Д: «Битлз»

А: А что вы хотели у них использовать, и где?

Д: «Я пойду за солнцем» (I’ll Follow the Sun). Хотел бы включить ее в то место, когда Тони приходит в себя в госпитале после скитаний в альтернативной реальности. Я думаю, она могла бы прозвучать в финале эпизода. Но я не хотел тратить на это очень много денег.

А: На следующее утро после выхода на экран финала я спросил, хотите ли вы вернуться в мир сериала. Вы сказали, что, возможно, хотели бы вернуться к более ранним событиям — к чему-то, что произошло между третьим и четвертым сезонами, или к жизни Джонни Боя и Джуниора в 1960-х. Вы на самом деле серьезно думали об этом?

Д: Да.

А: Насколько серьезно?

Д: На самом деле серьезно.

М: Например, была написаны фабула или наброски?

Д: Да.

М: Правда? То есть все это лежит где-то в ящике стола?

Д: Не в ящике, вытащены оттуда.

М: Правда? То есть компания HBO или кто-то еще сказали «нет»?

Д: Они сказали «нет». Были некоторые корпоративные проблемы. Но не стоит винить в этом HBO. Кто знает? Может, мы еще подойдем к этому вопросу[455].

А: Вы думаете, что это будет наследие «Клана Сопрано»?

Д: Я не думаю, что я тот человек, кто может отвечать на такие вопросы. Я не знаю, можно ли считать наследием то, что есть сейчас, или что было пусть даже пять лет назад. Сериал забывается, как и все остальное.

А: Вы думаете, чувства людей относительно сериала изменились по происшествии времени?

Д: Думаю, что сейчас многие люди охвачены сериалом. Я не могу назвать цифры, потому что у нас явно была огромная зрительская аудитория, но считаю, что к ней прибавились люди, которые посмотрели сериал позже и по-настоящему полюбили его. Я думал, что будет иначе. Думал, люди скажут: «Он еще недостаточно состарился».

А: Этот сериал реально захватывает. Ранняя смерть Джима так или иначе изменила ваши чувства по отношению к сериалу?

Д: Да, теперь есть дополнительное измерение. Да, есть. И я должен был быть последним человеком, кто это скажет, но эта ситуация воспринимается еще более остро отчасти из-за финала сериала. Джим не умирает на экране, однако он умирает в реальности, в такой озадачивающей сцене, когда каждый подумает: «Что? Кто, мать вашу, умер? Да вы шутите!»

А: Весь смысл последней сцены, как мы говорили об этом, в хрупкости жизни, в том, что это может случиться с каждым…

Д: Так оно и было!

М: Где вы находились, когда услышали о его смерти?

Д: Во Франции. Мне позвонил его агент. Я поверить не мог. Я ничего ни от кого не слышал, а он позвонил мне во Францию. Когда мне сказали, что звонит его агент, я, сам зная Джима, решил, что раз сериал окончен, и у нас с агентом нет никаких дел, значит, произошло что-то нехорошее, что-то случилось. Когда я подошел к телефону, и этот человек сказал мне, я не был так шокирован, как вы могли бы подумать. В это нельзя было поверить, мне казалось: «Это невозможно».

М: Почему вы подумали, что это невозможно? Потому что он был человеком, который вел определенный образ жизни?

Д: Да. И он был крепок телом. Семья попросила меня выступить на его поминках. Я не люблю говорить перед большим количеством людей, поэтому мне это не очень понравилось, но я знал, что должен это сделать. Я понимал, что это часть моей работы. Я не мог уклониться от нее. Поэтому я решил написать ему письмо. Не знал, как еще можно это сделать. Будто я пишу герою фильма, что-то в этом роде[456].

М: Мы оба пересматривали каждый эпизод, чтобы написать очередной критический обзор в этой книге, и, по моему мнению, очень трудно избежать непроизвольной эмоциональной реакции на Джима. Мне он всегда нравился, я всегда на него реагировал. В дополнение к самому сериалу, я много написал о его игре. Она великолепна. Но за рамками самой игры в этом человеке чувствовалось что-то очень уязвимое.

Д: Он был крайне эмоциональным. Не мог сдерживать свои эмоции.

Перейти на страницу:

Все книги серии Киноstory

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» — сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора — вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение