Кланы альфанской луны

В департаменте здравоохранения и социального обеспечения компании ТЕРПЛАН США у Мэри была куча неотложных дел, связанных с ее новой волонтерской деятельностью, но, несмотря на это, она взяла отгул по личным обстоятельствам. Как и всегда, Мэри заказала аэротакси и отправилась в Нью-Йорк на Пятое авеню, в офис Джерри Филда, продюсера шоу Банни Хентмана. Неделю назад она передала Филду стопку последних и самых лучших текстов, написанных Чаком для ЦРУ. Пришло время выяснить, появился ли у ее мужа – или бывшего мужа – шанс получить эту работу.

Если Чак сам не ищет место получше, то Мэри сделает это за него. Это был ее долг по той простой причине, что она и дети весь следующий год будут полностью зависеть от заработка Чака.

Такси приземлилось на крышу. Мэри спустилась по пандусу на девяностый этаж, подошла к стеклянной двери, на миг засомневалась, но позволила створкам открыться и вошла в приемную, где сидела секретарь мистера Филда – ярко накрашенная хорошенькая девушка в обтягивающем свитере из паучьего шелка. Девушка вызвала у Мэри раздражение, и только лишь потому, что бюстгальтеры уже вышли из моды. Тут же напрашивался вопрос: должна ли девушка с такой шикарной грудью идти на поводу у моды? В данной ситуации практичность диктовала наличие бюстгальтера, и стоявшая у окна Мэри чувствовала, как краснеет от осуждения. Еще и искусственное увеличение сосков, это было слишком откровенным.

– Добрый день, – поздоровалась секретарша, взглянув на Мэри сквозь изящный монокль. Встретившись с холодным взглядом посетительницы, она почувствовала, как ее соски напряглись, словно испугавшись подчинения.

– Мне нужно увидеться с мистером Филдом. Меня зовут Мэри Риттерсдорф, у меня не так много времени, я должна вылететь на лунную базу ТЕРПЛАНа в три часа дня по нью-йоркскому времени. – Мэри старалась говорить требовательно и бодро, насколько умела.

После ряда бюрократических действий со стороны секретарши ее направили в нужный кабинет.

За письменным столом из искусственного дуба – настоящего не существовало уже лет десять – сидел погруженный в работу Джерри Филд. Рядом работал видеопроектор.

– Одну минуточку, доктор Риттерсдорф.

Филд кивнул в сторону стула, Мэри села, скрестив ноги, и закурила сигарету.

На мини-экране Банни Хентман разыгрывал спектакль, в котором изображал немецкого промышленника. Одетый в двубортный костюм, он объяснял Совету директоров, как новые автономные сохи его собственного производства могут быть использованы на войне. Если будет объявлено начало военных действий, четыре сохи легко соединить в большой плуг, превращавшийся в боевую ракетную установку. Речь Банни усиливалась акцентом и звучала так, словно сообщала о великом достижении науки, что рассмешило Филда.

– У меня не так много времени, мистер Филд, – решительно напомнила Мэри.

Он был вынужден остановить запись и повернуться к ней.

– Я показал сценарий Банни. Ему понравилось. Остроумие вашего мужа сухое и неактуальное, но оно настоящее. Это и впрямь когда-то было…

– Я знаю. Мне приходилось слышать его реплики много лет, он всегда сначала читал их мне. – Чувствуя напряжение, Мэри сделала еще одну затяжку. – Как, по вашему мнению, Банни сможет использовать эти тексты?

– Мы вряд ли продвинемся дальше этого обсуждения, – ответил Филд, – пока ваш муж не увидится с Банни. Нет смысла в нашем…

Дверь кабинета открылась, и в комнату вошел Банни Хентман.

Мэри впервые воочию увидела знаменитого комика. Ей стало любопытно, чем он отличается от публичного образа. Он, решила Мэри, немного ниже ростом, немного старше, чем на экране, немного лысоват и выглядит устало. На самом деле, в жизни Банни напоминал сумасшедшего старьевщика из Центральной Европы: в мятом костюме, плохо выбритый, с растрепанными редеющими волосами и, в довершение образа, курящий обрезанные остатки сигары. Но его глаза… Они смотрели настороженно и в то же время тепло. Мэри поднялась и повернулась к вошедшему. На экране сила его взгляда терялась. Это был не просто взгляд человека умного, это было нечто большее, что Мэри понять не могла. И…

Вокруг Банни витала аура страдания. В ней, казалось, застыли его лицо и тело. «Вот что читается в его глазах, – поняла Мэри, – память о боли. О боли, которую он испытал давным-давно и которую не забудет, не сможет забыть». Банни жил здесь, на этой планете, чтобы страдать, родился для этого. Неудивительно, что он стал великим комиком. Так у него получалось противостоять реальной физической боли, давать ей отпор, его борьба достигла огромного, впечатляющего размаха.

– Бан, знакомься, – сказал Джерри Филд, – это доктор Мэри Риттерсдорф, ее муж пишет те речовки для цэрэушных роботов, которые я показывал тебе в прошлый четверг.

– Мистер Хентман. – Мэри протянула комику руку.

Пожав ей руку, комик ответил: