С полок, подвешенных на высоту человеческого роста, спрыгивали кошки: сначала три стареньких беспородных кота, затем пятнистый мэнкс, за ним сиамские котята с пушистыми усатыми мордочками, а последними – молодой изящный черный кот и крупная трехцветная кошка, которой прыжок дался с большим трудом. К кошачьей компании тут же присоединилась маленькая собачонка. Все вместе они путались под ногами Игната Ледебура, пытавшегося выйти из своей хижины.
Неподалеку валялись останки дохлой крысы. Поймала ее терьер, собака-крысолов, а кошки съели все, что пожелали. Их рычание и разбудило Игната. Ему стало жаль крысу: она, вероятно, охотилась за мусором, наваленным по обе стороны единственной двери. В конце концов, крыса, как и человек, тоже имела право на жизнь. Пес этого, конечно, понять не мог, убийство для него – инстинкт, заложенный в хилом тельце. Морально он был чист, да и крысы изрядно его напугали. В отличие от своих серых хвостатых собратьев с Терры местные грызуны отличались ловкими лапами и умением создать оружие, пусть и примитивное. Они были умнее.
Перед Игнатом громоздились ржавеющие останки автономного, давно вышедшего из строя трактора. Несколько лет назад его оставили здесь с призрачной надеждой о дальнейшей починке. И вот Игнату исполнилось уже пятнадцать (или шестнадцать?) лет, он вырос, а машина окончательно развалилась. Дети играли здесь, болтали с трактором, забавляясь с элементами его коммуникативного контура.
Игнат не нашел то, что искал, – пустой пластиковый пакет из-под молока. Он хотел разжечь костер. Вместо искомого пришлось использовать доску. Она должна была быть достаточно хрупкой, чтобы разломить ее одним прыжком, разложив поперек крыльца. В поисках подходящей доски Игнат рылся в куче строительного мусора, наваленной рядом с его лачугой.
Утренний воздух был холодным, Игнат поежился, жалея, что потерял свою шерстяную куртку. Во время одной из своих долгих прогулок он прилег отдохнуть и положил куртку под голову вместо подушки, а проснувшись, забыл о ней и оставил на месте. Все из-за куртки. Игнат, конечно, не мог вспомнить, где это произошло. Он лишь смутно припоминал Адольфвилль, находившийся, возможно, в десяти днях ходьбы.
Женщина из соседней лачуги, недолго бывшая его спутницей – став отцом двоих детей, Ледебур устал от нее, – вышла и в бешенстве закричала на забравшегося в огород белого козла. Тот продолжал щипать ботву, пока женщина не добралась до него, а затем взбрыкнул задними копытами и, отпрыгнув подальше, оказался недосягаем. Из пасти у него все еще свисали свекольные листья. Напуганная козлом стая уток зашевелилась и, почуяв неладное, разбежалась в разные стороны. Игнат рассмеялся. Утки относились ко всему очень серьезно.
Выломав доску для костра, Игнат вернулся в хижину. Следом за ним тащились привязавшиеся кошки. Он закрыл дверь прямо перед их мордами, но одному котенку все же удалось юркнуть в дверной проем. Игнат присел на корточки у чугунной мусоросжигалки и начал разводить огонь.
На кухонном столе под грудой одеял спала его нынешняя жена Элси. Она не вставала, пока он не разожжет огонь и не сварит кофе. Игнат ее не винил. Утром в такой холод никто не любил вставать. Но сейчас было достаточно поздно, Гандитаун уже расшевелился, спали лишь гебы, всю ночь пробродившие по свалке.
Из единственной спальни выглянул ребенок, он стоял голышом, засунув в рот большой палец, и молча наблюдал, как Игнат разводит костер.
Позади малыша приглушенно шумел телевизор, без картинки. Дети могли только слушать. «Надо бы починить», – подумал Игнат, но срочности не было. До того, как в Да Винчи-Хайтс заработал лунный телевизионный передатчик, жизнь была проще.
Когда Игнат начал варить кофе, он заметил, что одной части кофейника не хватает. Вместо того чтобы тратить время на поиски, Игнат поступил иначе: он нагрел кастрюлю с водой на пропановой горелке, дождался, когда она закипит, бросил туда большую горсть молотых зерен. Сколько точно было кофе, он не знал. Теплый, насыщенный аромат наполнил хижину. Игнат с благодарностью вдохнул, наслаждаясь запахом и вслушиваясь в потрескивание огня, согревающего хижину. Он постоял еще сколько-то времени у горелки, когда постепенно осознал, что у него видение.
Он ошеломленно замер. Между тем протиснувшийся в комнату котенок сумел забраться в раковину, где обнаружил кучу объедков, оставшихся со вчерашнего вечера. Он жадно ел, звуки и вид его пиршества смешивались с другими звуками и образами. Видение усилилось.
– Я хочу кукурузную кашу, – объявил стоящий в дверях спальни ребенок.
Игнат Ледебур ничего не ответил. Погруженный в иллюзии, он пребывал в другой стране. В стране столь реалистичной, что она вышла за грань реальности. Находясь тут и там, она стирала пространство. Во времени же, казалось, она существовала всегда, но и в этом Игнат не был уверен. Возможно, то, что он видел, вообще не существовало, не имело начала и, что бы он ни делал, не имело и конца, потому что было слишком велико. Возможно, оно существовало