Клара Ассизская

– О, да! Если только ты действительно этого хочешь! Да! – ответила она в радостном волнении и протянула руки к сестре.

Они крепко обнялись и закружились, громко смеясь, радуясь друг другу, миру, жизни, которая так прекрасна, несмотря на страдания, потому что над всем царит Бог и Его воля.

– А я? Могу ли я стать твоей сестрой? – спросила Бона.

Они остановились, удивлённые её вопросом, и разжали объятия.

Клара вдруг стала серьёзной. Она уселась на лавку и после минутного размышления, которое показалось очень долгим, сказала:

– Я хочу, чтобы по моему пути пошли многие люди. Но нельзя поспешно уничтожать всю предшествующую жизнь. Нужно быть уверенной в своём призвании. Испытай себя. Прежде чем надеть рубище на всю оставшуюся жизнь, чтобы в своей бедности славить Бога, соверши далёкое и трудное паломничество. Ты должна будешь несколько недель голодать, ноги твои будут босы, а на теле – жёсткая, грубая шерсть. Иди в паломничество в Сантьяго-де-Компостела[4]. Святой Иаков просветит тебя. А я буду молиться о тебе.

– Я сделаю так, как ты сказала, Клара, – ответила Бона, глубоко задумавшись.

Клара провела в монастыре Святого Павла ещё несколько дней. Она не хотела там дольше оставаться. Франциск тоже не считал это место подходящим. Вечером он вместе с двумя братьями, Филиппом и Бернардом, подошёл к стенам монастыря. Франциск тихо позвал Клару. Она набросила на голову грубый платок и выскользнула за ворота.

Обойдя главную дорогу, они направились в храм Святого Ангела в Панцо. Здесь, в монастыре бенедиктинок, было спокойно и безопасно.

«До свидания, мама»

Жизнь в Панцо текла спокойно и размеренно. Клара поселилась в монастыре, который охранял и защищал её, но жила она самостоятельно, не с монахинями. Она не присоединилась к монастырским делам, у неё была своя цель, для которой она старалась объединить других. Бенедиктинки молились в определённые часы дня и ночи поочерёдно, а Клара – во все эти часы. Монахини не голодали, не постились до боли в желудке. Клара же питалась малой толикой того, что они для неё оставляли. Бенедиктинки удивлялись тому, какой строгой к себе была эта новенькая. Некоторые, видя её тоненькую фигурку, сияющее лицо и искрящиеся радостью, одухотворённые глаза, восхищались ею. Но были и те, кто относились к девушке недоверчиво и даже неприязненно. Они завидовали силе духа, проявлявшейся в каждом жесте, в каждом слове Клары. Она была полна того особого достоинства, которое даёт светлый и сильный дух. Кроме того, она очаровывала и внешней красотой. В худом лице с бархатистой нежной кожей, блестящими глазами, правильными чертами лица, мягкими и полными благородства, было что-то от свежести и таинственности раскрывающегося бутона цветка или от красоты бездонного озера на рассвете, когда серебряная мгла ещё дрожит над золотисто-розовой поверхностью воды.

– Не печалься. Молитвой ты победишь людскую злобу, – сказала ей однажды настоятельница, чтобы подбодрить её. – Даже если ты не изменишь других, ты изменишься сама. Ты научишься находить радость в страдании.

Клара много времени проводила перед алтарём. Ночью она вставала каждые два часа. На ощупь, босая – с того дня в Порциунколе она не носила обуви – приходила она в часовню. Едва не теряя сознание от усталости, Клара падала на колени, мысли её, смешавшиеся после прерванного сна, возносились к Богу, но чувства, которые она испытывала, были подобны тем, какие испытывает уставшая от бессонницы мать, склонившаяся над младенцем.

Однако присутствие Клары в монастыре бенедиктинок вызывало недовольство многих сестёр. Когда они ели, она постилась, когда спали – бодрствовала, молясь. Кроме того, за стенами монастыря появлялись её родные. Они бродили вокруг, грозные в своей бессильной злобе, готовые в любую минуту схватить девушку, если она ступит за калитку.

– Подстерегают, словно волки! – в сердцах воскликнула одна из сестёр, когда, отворив монастырские ворота, она увидела, как несколько вооружённых слуг стремительно выскочили на дорогу, а из-под копыт и ног покатились камни, поднимая пыль. Двери сразу захлопнулись, а сестра, вся в поту, крикнула бегущей через двор Кларе:

– Ну, уж теперь действительно довольно! Ярость твоих родных слишком обременительна!

Клара опустила голову и медленно, шаг за шагом, пошла в сторону спальни, где у неё был тюфяк в углу.

В этот день её навестила мать. Они виделись впервые с тех пор, как Клара ушла из дома.