— Мы должны отделаться от дорогих, плохо продающихся артикулов, и изготавливать больше зарекомендовавших себя высокими показателями продаж предметов, на разработку которых не требуется времени, — поддакнул мистер Томас-мышка.
По мере того как спор продолжался, положение моего отдела, казалось, становилось все более шатким.
— Я осознаю, что здесь время означает деньги, — осмелилась вмешаться я. — Но как насчет лампы с цветком кабачка? Она уже разработана. Или это не имеет для вас значения?
— Мы собираемся запустить ее в производство, — подтвердил мистер Тиффани.
— Я говорю — нет, из-за высокой цены, в которую может вылиться эта затея, — отрезал мистер Платт.
— Я тоже говорю — нет, — поддержал его мистер Томас.
Слово оставалось за Генри. Все повернулись к нему.
Готовясь заговорить, он облизнул пересохшие губы.
— Учитывать только сбытовую сторону — значит, проявлять слишком близорукое мышление. Это — образец высшего качества. Нам следует иметь три штуки: одну — в нашем демонстрационном зале, одну — в «Тиффани и Ко» и одну — в «Маршалл Филд».
Мистер Томас бросил злобный взгляд на Генри за то, что тот покусился на их маркетинговые замыслы. Я напряженно ожидала, какими последствиями отзовется это его вторжение из мира искусства в мир торговли.
Моя свобода начала рассыпаться на крохи. Я бросила умоляющий взгляд на Генри, но, боюсь, он не уловил мой вопль срочно прийти мне на помощь.
— Извините, но мне кажется, мистер Белнэп может озвучить более широкий взгляд на это.
— Правильно, — поддержал меня мистер Тиффани. Выскажи все, что у тебя на уме, Генри.
— Я отстаиваю свое мнение: важно создавать новые произведения как с точки зрения бизнеса, так и с эстетической точки зрения. Повторяю: покупатели должны видеть в наших демонстрационных залах новые модели, в противном случае они не придут туда вновь.
— Это верно, Генри. Покупатели. Задень их. — Мистер Тиффани сжал кулак и взмахнул рукой перед грудью.
— А отдел следует поддерживать в жизнеспособном состоянии новыми разработками, иначе в нем наступит атрофия, что весьма опасно. Миссис Дрисколл — не машина. Она — художник, а художник должен творить в соответствии с новым видением, по мере того как оно развивается. То же самое можно сказать о ее отделе.
— Мы не держим класс для обучения ремеслам, — возразил мистер Томас.
Бог ты мой, призрак мистера Митчелла!
— Генри говорит правильно, — кивнул мистер Тиффани. — Каждый художник видит красоту под своим углом зрения и достигает ее, только когда свободен исследовать свое собственное видение.
— Сколько ламп в одном стиле можем мы изготовить перед тем, как они, простите за выражение, станут избитыми? — вопросил Генри. — Банальными, потому что они — слишком набили оскомину? Как регулярные покупатели посмотрят на то, что из года в год производятся лампы, которые уже находятся в их собственности? Это низведет нас до уровня фабрики.
После того как Генри выиграл для него этот раунд, мистер Тиффани бросил самодовольный взгляд на мистера Платта.
— Блестяще, Генри.
Суровая реальность оказалась болезненной. Он зависел еще от кого-то, чтобы поддержать меня. Он передавал меня под защиту Генри.
— Именно лампы с паутиной, лотосом, склонившейся водяной лилией, бостонским плющом, а теперь и с цветком кабачка вдохнут новую жизнь в этот вид товара. — Генри оседлал своего конька. — Убейте их всех и прочие изысканные изделия и им подобные, которые воображение миссис Дрисколл способно породить в будущем, и вы погубите всю линию художественных ламп.
— Одну, — резко бросил мистер Платт. — Изготовьте одну лампу с цветком кабачка для нашего демонстрационного зала, раз уж вы начали.
Расстановка сил менялась прямо у меня на глазах.
— Так что мы продолжим, как и работали, — констатировал мистер Тиффани, — а миссис Дрисколл будет приносить свои разработки мне. Или же мы будем сотрудничать, как поступаем иногда. Ничего не изменится.
— Ваш отец понял бы реальную картину. Он не стал бы противоречить, — высказался мистер Платт.
— Мой отец в могиле. То, что я делаю, ему безразлично.
Мистер Платт прочистил горло.
— Прошу извинения, что вынужден сказать это перед миссис Дрисколл, но вы слепы и глухи к реалиям делового мира, Льюис. Вы всегда отличались этим, вот почему работали с убытками. Одно дело, когда отец всегда был наготове покрыть ваши убытки в конце каждого года, но теперь картина выглядит совершенно иначе, не правда ли, когда вам приходится покрывать убытки из собственного кармана?
Во мне кипело желание закатить ему пощечину за подобное шельмование Льюиса.
— И что, если я это делаю? Какая разница для вас или для компании?
— Сколь долго вы будете способны на такое расточительство, учитывая ваши причуды в Лорелтон-холле?
— Оставьте Лорелтон-холл в покое!
— Как долго осталось до того дня, как благодаря Лорелтон-холлу вы окажетесь в суде по делам банкротств? Как долго, Льюис? Вы имеете хоть какое-то представление об этом?
Все взоры были устремлены на него. Мистер Тиффани заерзал в своем огромном кресле во главе стола.