Клара и мистер Тиффани

Я поняла это, почувствовала своим нутром вечное стремление заявить свое «я» на будущие века.

После этой прогулки он больше не прикоснулся к кисти.

На следующей неделе опять состоялось убийственное заседание у начальства. Генри сказал, что мне лучше присутствовать на нем. Я была как на иголках. Надеялась услышать, что период неопределенности закончился и я могу возродить мою прежнюю свободу работы над новыми замыслами.

Не было ни радостных приветствий, ни любезностей. Одно это заставило меня приготовиться к худшему. Булавкой в галстуке мистера Тиффани оказалась на сей раз зловещего вида черная жемчужина. Перед тем как мы приступили к цифрам, я улучила момент и воспользовалась свободной минутой.

— Знаю, что вы подготовили некоторые цифры для нашего рассмотрения, но я просто хочу сказать, что вы не можете относиться к искусству только как к статистике или к его творцам — как к бездушным механизмам. Именно чувство природы, цвета и стекла, которым обладаю я, и наслаждение, которое я испытываю от разработки новых форм и аранжировки элементов мотива, сделали абажуры из свинцового стекла значительным дополнением к прибыли компании. Это будет продолжаться, если вы вернете мне привилегию разработки предметов более изысканного стиля. Они полностью соответствуют желанию мистера Тиффани укреплять его репутацию.

Добровольно, исполненная отчаяния, я жертвовала своей репутацией в пользу его. Я пойду на все, лишь бы спасти жизнеспособность моего отдела.

— Благодарю вас, — выдавил из себя мистер Тиффани. — Мы ценим ваше заявление и вашу позицию. — В его глазах читалась боль. Он, должно быть, знал, что последует далее.

Мистер Томас раздал копии проспекта и будущих рекомендаций. Я увидела, что со времени последнего заседания только шесть ламп по моим новым разработкам были запланированы в производство, все — с низкой ценой: настурция, малая бегония, пуансеттия, «черноглазая Сюзанна» и два варианта тюльпана. В предыдущие годы это был бы объем работы на четыре месяца, а не на год.

Изготовление более дешевых ламп означало повторное использование форм абажуров и ранее разработанных оснований. Мне никак не хотелось признаваться себе в этом, но иногда повторение форм убивало во мне всякое воодушевление. Без возможности разрабатывать сложный замысел наслаждение от раздумий, куда пойдут линии контура, и от подбора стекла пропадало.

Перечень ламп, чье производство было прекращено, поверг меня в уныние — погребальная песнь по павлину, винограду, яблоку с виноградом, анютиным глазкам, цветам калины, герани, желтым нарциссам и всем трем вариантам с тюльпанами — тюльпановому дереву, разбросанным тюльпанам и пучкам тюльпанов. Что имело начальство против тюльпанов? Я наполовину была готова к отмене бабочки, лотоса, паутины и цветка кабачка, дорогих изделий сложной работы, и как в воду смотрела — быстрее всего прекратилась «жизнь» цветка кабачка. Сможет ли мое сердце когда-нибудь еще биться так бешено, как в то время, когда я разрабатывала эти модели?

Небольшой цветок яблони тоже попал в перечень на приостановление производства с пометкой, что на складе остался только один экземпляр. Покупатель никогда не узнает, что это — лебединая песнь мотива и, возможно, его автора. Там же был и вьющийся граммофончик, с ценой пяти ламп, оставшихся на складе, сниженной с трехсот семидесяти пяти до двухсот долларов. Сниженная цена. Чтобы отделаться от них. Они больше не нужны. Покрыть наши убытки.

Я зло уставилась на мистера Томаса и мистера Платта. Наверняка своим взглядом я словно метала осколки стекла в их бесстыжие физиономии. Мистер Тиффани во главе стола был мрачен, плечи поникли. Я хотела подать ему сигнал мужаться, но он отвернулся от меня. Я направила на него отчаянный взгляд, в котором любой смог бы прочесть: «Защитите же меня!»

Бессильный, уставившийся в одну точку, он не произнес ни слова, и сердце мое почти остановилось. Если бы возник спор, как в последний раз, я почувствовала бы, что надежда не потеряна. Похоронное молчание было в сто раз хуже. В лежащих передо мной страницах ясно читалось это послание: коммерция одержала победу над искусством. Она язвой разъела любовь и отрыгнула цифрами, презрев чувства.

— Приостановка изготовления изысканных изделий продлится, — заявил мистер Томас.

Для меня теперь уже не было секретом, что те дни, когда слово Льюиса было законом, канули в небытие, но я не ожидала, что он пожертвует мной без борьбы. Глубокое разочарование в том, что мой босс опустился до этого, вскипело во мне, и я с трудом сдержала слезы.

Сжав руки, которые создали эти изысканные вещицы, я выдавила из себя:

— Убеждена, что такой недальновидный запрет — серьезная ошибка для будущего компании. Кто знает, сколь долго сможет продержаться оригинальность мышления и энтузиазм женского отдела обработки стекла? — Я поднялась, чтобы уйти.

Мистер Томас прочистил горло.

— Еще один вопрос, миссис Дрисколл. Поскольку предвидится снижение объемов производства, мы не сможем держать ваш полный штат мастериц. Кто у вас самый медлительный работник?