Клара и мистер Тиффани

— Это несправедливо, — заступилась за него Минни со своим звонким английским акцентом. — Скорее он напоминает арабские сказки «Тысяча и одна ночь».

— Думаю, Сам некоторым образом хотел именно этого, — высказала свое предположение Мэри.

Джо обратил наше внимание и на другие предметы, будто предыдущие посещения наделили его правом выступать в роли гида. Фрэнк неотступно следовал за ним, с любопытством таращась на все.

Даже Джордж утихомирился и широко раскрыл глаза, впитывая в себя увиденное. Он предусмотрительно переключил мое внимание на женщину, которая с величавой грацией стояла в дальнем конце зала. Ее струящееся, неприталенное одеяние цвета старого золота подчеркивалось длинным ярко-синим шарфом, спускающимся с ее шеи сзади до пола, подобно хвосту экзотической птицы.

— Совершенно неприталенное! Я ничего подобного не видела…

— Эстетическое платье, — уточнил Джордж.

— А вот это — мистер Тиффани.

Мистер Тиффани был глубоко погружен в разговор, так что Джордж и я отважились приветствовать миссис Тиффани и их обеих дочерей-близнецов без него. Я отделалась, пробормотав несколько избитых фраз, пока она не подвела нас к нему, произнеся «Льюис» на французский манер, как Луи Четырнадцатый. Я представила Джорджа Королю-Солнцу в качестве художника и оформителя, но не могла заставить себя произнести «Лу-и».

— Джордж Уолдоу… — задумчиво произнес мистер Тиффани. — Это не вы написали портрет актрисы Моджески для «Клуба лицедеев»?

— Да.

— Выдающаяся вещь! Красивая прерафаэлитская фантазия.

— Выдающимся является ваш дом, — не остался в долгу Джордж. — Фантазия на темы многих культур.

— Не хотите ли более обстоятельно познакомиться с ним? С моим кабинетом, например?

Он повел нас по необычной винтовой лестничке в вестибюль, где высокие двери резного дерева, привезенные, по его словам, из Ахмадабада, предваряли кабинет так, будто это дворец индийского раджи. Казалось, его длина составляет несколько миль. Мы уставились вверх, где комната растворялась в ночном небе.

— Потолка нет, — поразилась я.

— Напротив, есть. На высоте сорок пять футов, — уточнил мистер Тиффани.

Из этой темноты на нарядных цепях различной длины свисало множество выдутых вручную шаров и тяжелых стеклянных фонарей почти восточных форм. Цепи тоже были необычными. Между удлиненными звеньями были вставлены слоны из литого чугуна, колокольчики, павлины и женские фигурки. Эти фонари бросали цветной свет на персидские ковры, тигровые шкуры на оттоманках и диваны, обитые бархатом темных, богатых оттенков, создавая роскошную, но гнетущую атмосферу.

В центре комнаты во мрак взвивался камин-колосс конусообразной формы. У его расширенного основания располагались четыре пещерообразные топки, по одной в каждом направлении. У них был такой вид, будто их высекли из гранита. От них исходили мерцающий свет, нежное тепло, крошечные облачка дыма и ароматное благоухание.

— Это камин или ствол большого кедра? — промолвил Джордж, скорее в тоне оценки стиля, а не вопроса.

— И то и другое. А вот эта длинная консоль в стиле ар-нуво для подвешивания растений закреплена на его ветке. Мне хотелось принести лес в мой дом, чтобы я мог жить на лоне природы.

На одной стене была подвешена скамейка с подушками под поблескивающим балдахином из расшитой бусинками ткани. Я немедленно угнездилась среди ее подушек и раскачала скамейку. Мой взгляд упал на два чучела фламинго и настоящий бассейн из камня, который мистер Тиффани нарисовал для витража «Кормление фламинго». Над ним висел круглый сосуд для золотых рыбок. Я вскрикнула, и он указал на картину на стене поблизости.

— Я официально изменил название с «Кормления фламинго» на «Укрощение фламинго». — Шеф бросил на меня сочувственный взгляд.

Там же висело изображение комнаты на высокой узкой картине маслом, изображающей часть камина и его топку, подобную раззявленному рту на одной стороне, и три коричневые лампы в фирме тыквы и тыквы-бутылки, нависшие над гигантским филодендроном и пальмой. На полу возле очага сидела женщина и пристально смотрела на огонь. Свободно ниспадающие складки индийского сари, коричнево-малинового цвета с каймой, расшитой золотом, оставляли соблазнительно обнаженными ее плечо, руку и спину.

Мистер Тиффани заметил, что я восхищена.

— Это — Лу, — промолвил он.

Я уже поняла, ибо каждая черта была проникнута любовью.

Джордж повернулся, описав круг, руки вытянуты в стороны, ладонями вверх.

— Это — Занаду, а вы — Кубла-хан.

— О-го-го! Мне нравится, — воскликнул мистер Тиффани.

— Хотя все это имеет различное происхождение, но гармонично сочетается, — отметил Джордж. — Эффект создается восточный, но не во всех деталях. Все выглядит так, будто вы обратились к тем же самым источникам вдохновения, что и у восточных культур, но выработали свою собственную концепцию их принципов.

— У вас острое чувство прекрасного, мистер Уолдоу. Моим кредо всегда было использование того, что наиболее подходит для дерева, камня или стекла, невзирая на его культурное происхождение.