Читаем Клара и мистер Тиффани полностью

На следующее утро мы вырядились в чрезвычайно легкие купальные костюмы. Что за бодрящее чувство — не ощущать вокруг своих щиколоток ничего, кроме воздуха! Сколько подобных ощущений мы упустили с тех пор, как Элис и я бродили в ручьях Огайо, подобрав подолы своих школьных платьиц? Теперь мы бросали вызов друг другу, осмеливаясь сделать еще один шаг в холодное море — по щиколотку, по колено, по бедро, по пояс. Я изобразила шумное, со всплесками подобие заплыва на короткую дистанцию. Затем мы пошли прогуляться.

— Посмотрите-ка! — закричала я.

— Кружево королевы Анны, — сказала Лилиан.

— Или дикая морковь, если ты настоящий ботаник.

— Какая разница? Сорняк — он и есть сорняк, — заметила Мэрион.

Кисти крошечных белых цветочков вырастали из одной точки на стебле, как взрыв огней фейерверка.

— Они действительно напоминают кружево, — стояла на своем Лилиан.

— Да это просто разновидность одуванчика, — возразила Мэрион.

— Их несложно нарисовать.

— Только не это! — застонала Мэрион. — Предполагается, что сегодня — выходной.

— Мы никогда не думаем о работе, когда приезжаем сюда, — заявила Лилиан.

— Но у вас нет на руках отдела из тридцати девушек, которых необходимо загрузить работой.

Здесь мог быть найден ответ на требование мистера Митчелла изготавливать более простые, небольшие, недорогие предметы.

— Лилиан, как думаешь, нельзя ли использовать стебель как мотив для подсвечника? Небольшая чашечка, удерживающая свечу, может быть полноцветной, курчавящейся кистью, высокая стройная ножка — стеблем, а по кругу основания можно вырезать корни, расползающиеся в стороны, как рассыпавшиеся колесные спицы. Что ты на это скажешь?

Девушка не спускала глаз с цветов, которые я собирала, и мне показалось, что брошенное мной в ее душу семечко дало ростки.

— Я дам вам ответ в понедельник.


В понедельник она сказала «да».

В течение следующих двух недель Лилиан сделала наброски двух видов подсвечников с мотивом дикой моркови, оба красивые и изящные. Я гордилась ею, как курица-наседка. Тем временем я использовала этот мотив для бронзовой чернильницы. Я настояла украсить ее одной небольшой мозаикой. Теперь у мистера Митчелла было три предмета, быстро обеспечивающих денежные поступления, а я могла закончить разработку моих ламп павлиньей расцветки.

В конце следующей недели Пойнт-Плезент весь полыхал маками. Их лепестки, напоминающие тонкую, слегка гофрированную бумагу, трепетали и соблазнительно влекли своим насыщенным алым цветом, красным Вандербильта, достаточно ярким, чтобы глаза у вас полезли на лоб, с достаточным количеством оттенков, чтобы нам можно было использовать и мраморное, и крапчатое стекло. Мы неистово рвали их, как в языческом танце, и притащили домой огромные букеты.

На следующий день за своим рабочим столом я поклялась сделать абажур простым, но у цветка оказались чрезвычайно сложные черные тычинки, как лучики вокруг закрытого желтого пестика. Без венчика этих тычинок цветы переставали быть маками. Без них было не обойтись. Их придется делать в виде металлических филигранных накладок таким же образом, как и крылья стрекоз. Мой ум никак не желал работать в одной плоскости. Хотя я и упростила форму лепестков, они просто взывали оставить им внизу окаймление неправильной формы из листьев, что опять означало трудоемкое использование булавок. Ради гармонии листья должны были иметь тонкие филигранные прожилки, закрепленные на внутренней стороне стекла. И вот я опять разработала замысловатый дизайн.

Я дала себе обещание, что уж следующая лампа станет простой. Что это будет? Цикламен с лепестками, растопырившимися подобно крыльям в полете? Пион, со своим гнездом лепестков, окутывающих нечто драгоценное? Смиренная герань? Величественный ирис? Свисающая бегония? Я бросалась от одного замысла к другому. Меня пьянило лето, воспламеняла красота цветов.


В конце лета пара белых щегольских башмаков и сверх них пара коротких ног в белых брюках появились в дверном проеме вслед за букетом роскошных пионов, увенчанных белой шляпой. Мистер Тиффани незаметно проскользнул в нашу студию без предупредительного стука своей трости. Несколько взволнованная, я поспешила выложить все свои работы.

— Через несколько минут у нас будет достаточно времени для этого. У меня есть объявление.

Как только мистер Тиффани произнес это, девушки положили свои инструменты и повернулись к нему. Агнес стояла у двери в свою студию.

— Я счастлив сообщить вам, что «Четыре времени года» были встречены на Всемирной парижской выставке с небывалым восхищением, так что вы должны быть чрезвычайно горды этим. Витраж с магнолией мисс Нортроп был удостоен Диплома за заслуги.

Последовали поздравления и бурные рукоплескания.

— И… — Мистер Тиффани для пущего эффекта сделал паузу, оттягивая момент. Это было достойно Барнума. — Лампа со стрекозами миссис Дрисколл была отмечена бронзовой медалью.

Помещение взорвалось аплодисментами.

— Это должно воодушевить вас, а?

— Конечно. Я чувствую, что сильно продвинулась.

Я деликатно осведомилась о прочих наградах для него, будто интересуясь другими отделами.

Перейти на страницу:

Все книги серии XXI век — The Best

Похожие книги

Вечер и утро
Вечер и утро

997 год от Рождества Христова.Темные века на континенте подходят к концу, однако в Британии на кону стоит само существование английской нации… С Запада нападают воинственные кельты Уэльса. Север снова и снова заливают кровью набеги беспощадных скандинавских викингов. Прав тот, кто силен. Меч и копье стали единственным законом. Каждый выживает как умеет.Таковы времена, в которые довелось жить героям — ищущему свое место под солнцем молодому кораблестроителю-саксу, чья семья была изгнана из дома викингами, знатной норманнской красавице, вместе с мужем готовящейся вступить в смертельно опасную схватку за богатство и власть, и образованному монаху, одержимому идеей превратить свою скромную обитель в один из главных очагов знаний и культуры в Европе.Это их история — масшатабная и захватывающая, жестокая и завораживающая.

Кен Фоллетт

Историческая проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Иван Грозный
Иван Грозный

В знаменитой исторической трилогии известного русского писателя Валентина Ивановича Костылева (1884–1950) изображается государственная деятельность Грозного царя, освещенная идеей борьбы за единую Русь, за централизованное государство, за укрепление международного положения России.В нелегкое время выпало царствовать царю Ивану Васильевичу. В нелегкое время расцвела любовь пушкаря Андрея Чохова и красавицы Ольги. В нелегкое время жил весь русский народ, терзаемый внутренними смутами и войнами то на восточных, то на западных рубежах.Люто искоренял царь крамолу, карая виноватых, а порой задевая невиновных. С боями завоевывала себе Русь место среди других племен и народов. Грозными твердынями встали на берегах Балтики русские крепости, пали Казанское и Астраханское ханства, потеснились немецкие рыцари, и прислушались к голосу русского царя страны Европы и Азии.Содержание:Москва в походеМореНевская твердыня

Валентин Иванович Костылев

Историческая проза
Аббатство Даунтон
Аббатство Даунтон

Телевизионный сериал «Аббатство Даунтон» приобрел заслуженную популярность благодаря продуманному сценарию, превосходной игре актеров, историческим костюмам и интерьерам, но главное — тщательно воссозданному духу эпохи начала XX века.Жизнь в Великобритании той эпохи была полна противоречий. Страна с успехом осваивала новые технологии, основанные на паре и электричестве, и в то же самое время большая часть трудоспособного населения работала не на производстве, а прислугой в частных домах. Женщин окружало благоговение, но при этом они были лишены гражданских прав. Бедняки умирали от голода, а аристократия не доживала до пятидесяти из-за слишком обильной и жирной пищи.О том, как эти и многие другие противоречия повседневной жизни англичан отразились в телесериале «Аббатство Даунтон», какие мастера кинематографа его создавали, какие актеры исполнили в нем главные роли, рассказывается в новой книге «Аббатство Даунтон. История гордости и предубеждений».

Елена Владимировна Первушина , Елена Первушина

Проза / Историческая проза