Клара и мистер Тиффани

— Я вырос в Глочестере, в юго-западной Англии. Мальчиком я был зачарован витражами в нашем соборе, никогда не подозревая о том, что мне суждено когда-нибудь столкнуться с кем-то, кто их делает. В редкие солнечные дни они сверкали подобно драгоценным камням, и цветные пятна плясали на полу и скамьях.

— На вас это уже тогда производило впечатление?

— Я представлял, что ваши лампы тоже излучают цвета, так что недавно посетил демонстрационную комнату, чтобы взглянуть на них.

— Вы пришли туда, когда я была наверху?

— У меня не было права беспокоить вас.

— И что же вы увидели?

— Бабочек, рыбок и стрекоз. Изумительно, Клара! Ваши лампы переживут века, их будут ценить как сокровища нашего времени, стоящие намного больше того, что вы можете представить себе сейчас. Я-то уж знаю. Ведь я — импортер.

Услыхав это, я почувствовала, что настроение улучшается. Я затаила дыхание, пока его бархатный голос вновь не раздался в полутьме.

— Когда-нибудь, когда женщины будут считаться равноправными с мужчинами, станет известно, что эти лампы создала выдающаяся женщина. Сейчас не Средние века, Клара. Вы не затеряетесь в истории подобно создателям этих средневековых окон в Глочестере. Кто-то докопается до истины.

Возможно ли это? Я жадно впивала в себя это утешение, сразу освободившись от плена обиды. Я тщетно искала слова, чтобы поблагодарить его, но после нескольких мгновений наслаждения тем, что он говорил, мною овладело отчаянное замешательство. Моя потребность обрести признание лежала у него на ладони, как обида надувшегося ребенка. Мои жалобы на мистера Тиффани выглядели мелочными после того, как Бернард нарисовал мне более широкую картину. Я сразу почувствовала, насколько чрезмерно озабочена настоящим и собой. В моем неприкрытом стремлении к славе не было ничего благопристойного. Что я буду вынуждена делать или перестать делать, чтобы преодолеть его?

На следующий день я получила записку: «Лампа с глицинией закончена, если вам угодно посмотреть на нее». Это Алекс, мастер из отдела металлов. Если. Если. Кто я, по его мнению (в его представлении)? Черепаха, которая откладывает яйца и немедленно покидает их, чтобы они выводились и защищались в последующей жизни самостоятельно? Я побежала за его мальчиком-рассыльным вниз и прибыла как раз в тот момент, когда Алекс закреплял на основании электрическую розетку.

Мои оледеневшие чувства растаяли при виде лампы. Я, то есть мы, преобразовали стекло и металл в иллюзию живого растения.

— Впечатляюще!

Открытый верх для выхода тепла выглядел очень изящно в виде толстых, текстурированных жилок, покрытых черной патиной и изображающих вьющиеся растения. Пять из них змеились до самого низа с кромкой неправильной формы, уменьшаясь по толщине, чтобы приобрести такую же ширину, как и прочие вьющиеся стебли, отделяющие одну колонку цветков от другой.

— Было жутко трудно спаять все эти крошечные детальки, — пожаловался Алекс.

— Сделано опытной рукой. С таким множеством прожилок абажур был бы перегружен ими, если бы наложили слишком толстый припой.

— За это надо поблагодарить Гарри.

— Ты выполнил классную работу, Гарри, — изливалась я, — знаю, что это очень сложно.

— Надеюсь, мне не подсунут еще одну такую хоть некоторое время, — забурчал тот.

Алекс включил лампу. От блеска у меня захватило дух. Цветы сверкали, будто в волшебном вине играли аметисты и сапфиры. Мне надо было побыть с лампой, порадоваться ей, разделить с ней ее великолепие.

— Вы можете отнести ее на шестой этаж на пару дней?

— Нет. Босс хочет заполучить ее в кабинет, чтобы показать покупателю. Затем она отправится в Париж.

— Тогда только на один день. Я хочу, чтобы ее рассмотрели девочки.

— Не могу.

Во мне вскипел гнев, моментальный и неистовый.

— Но она моя!

Его изумленный взгляд сразу заставил меня понять, как неестественно это выглядело и сколь жалким было мое притязание. Над ней работала дюжина человек, если посчитать наш отдел и бронзовую литейную.

— Прошу прощения. А на час? Ты можешь обойтись без нее один час?

— Один час.

— Гарри, поможешь принести ее наверх? Я хочу, чтобы ты слышал, что скажут девушки.

Когда Гарри привез лампу на тележке и я рассказала девушкам, что именно он смонтировал ее, они выразили свою похвалу не скупясь, громко и бурно. Гарри от удовольствия зарделся как маков цвет. Ему никогда не доводилось получать признание за что-то.

— Давайте включим ее, — предложил он.

Все замерли. Атмосфера в комнате наэлектризовалась от напряженного предвкушения. Когда лампу включили, последовали восторженные крики и визг. Я подумала, что такое должно быть услышано и глухонемым Фрэнком.

Нелли направилась прямо к нему с протянутой рукой:

— Мистер, я хочу пожать вашу руку. Не могу представить, как счастлив будет человек иметь такую вещь в своем доме и иметь возможность включать ее каждый раз, когда ему будет нужен свет.

— Такие лампы будут еще, — уверила я девушек, но Гарри услышал эти слова, уже покидая комнату. Его плечи поникли, глаза в преувеличенном отчаянии стали косыми, и девушки захихикали.