Кларджес

«Гм! — председатель Общества поморщился. — Старый добрый канцлер мог бы доказать, наконец, свою полезность».

Амарант Олафа презрительно крякнул: «Клод Аймиш? Смехотворно! Кто, кроме нас, может восстановить спокойствие?»

«Но я не могу действовать вопреки Актуарию! И тем более не могу собственноручно зарегистрировать тысячу семьсот шестьдесят двух полноправных амарантов в расплоде!»

Вице-председатель кричал: «Но вы должны что-то предпринять!»

Амарант Роланда выпрямился во весь рост: «Хорошо. Я выйду и выступлю перед ними. Я порекомендую здравый смысл, терпение…»

«Вас разорвут на куски!»

«Что ж, пожалуй, я на стану призывать толпу к спокойствию. Через некоторое время они сами устанут от волнений и вернутся к прежнему образу жизни».

«Как они смогут успокоиться, если продвижение по филам потеряет всякое значение?»

Амарант Роланда откинулся на спинку стула: «Ни вы, ни я — ни кто-либо другой — не можем контролировать эту ситуацию. Я чувствую происходящее, я знаю, что чувствуют эти люди — там, снаружи. Напряжение накапливалось, как вода перед плотиной. Плотину прорвало. Вода должна вылиться, и тогда восстановится ее естественный уровень».

«Но… вы представляете, чтó они сделают?»

«Кто знает? Так или иначе, если вы собираетесь выйти на улицу, советую иметь при себе оружие».

«Вы говорите о гражданах Предела так, как если бы они были варварами!»

«Мы и варвары — одной крови. Сто тысяч лет наши кровожадные предки охотились друг на друга, и только несколько веков отделяют Кларджес от кошмара предшествующей истории».

Два амаранта обреченно смотрели друг на друга — и оба вздрогнули, когда рев толпы внезапно стал гораздо громче.

2

События, вызвавшие безудержное возмущение толп на улицах Кларджеса, стали кульминацией процесса, начавшегося с промышленной революции восемнадцатого века и последовавшего через два столетия предотвращения массовых эпидемий; развитие науки и техники, позволившее улучшить условия жизни и снизить уровень смертности, постепенно привели к Мальтузианскому Хаосу и к установлению нового режима — режима Золотого Века — в Кларджесе и в окружающем его Пределе. Все эти перемены можно было рассматривать как предопределенные, неизбежные последствия зарождения цивилизации еще в глубокой древности. Непосредственной причиной катастрофы, однако, стало увеличение численности Общества Амарантов, принявшего в свои ряды тысячу семьсот шестьдесят двух новых членов.

Соответствующая информация была закодирована и обработана вычислительными машинами Актуария. Даже персонал самого Актуария был потрясен результатом. Пропорциональные соотношения численностей различных фил были зафиксированы согласно формуле, позволявшей поддерживать совокупную продолжительность жизни граждан Предела, в расчете на тысячу человек, на постоянном уровне. В целях практического применения этой формулы когда-то давно среднюю продолжительность жизни амаранта приравняли — без каких-либо фактических оснований — трем тысячам лет, а численность пяти фил поддерживалась примерно в пропорции 1:40:200:600:1200.

Вхождение тысячи семисот шестидесяти двух суррогатов в филу амарантов нарушило установившееся равновесие, сократив ожидаемую продолжительность жизни представителя расплода примерно на четыре месяца; другие филы тоже пострадали, хотя и в меньшей степени.

Немедленным следствием такого перерасчета стало получение палачами новых инструкций, предписывавших им посетить множество граждан, чьи линии жизни приблизились к прежней вертикальной границе терминатора на менее чем четыре месяца.

В некоторых случаях эти граждане ожидали, что в ближайшее время они прорвутся в следующую филу — но перемещение терминатора на четыре месяца назад лишило их этой возможности.

Именно эти люди стали протестовать первыми. Они бешено сопротивлялись — палачей выбрасывали из окон и с балконов. В некоторых районах возбуждение уже достигло опасного предела, когда в новостях появились подробные сообщения о последствиях последней «коррекции».

Реакция не заставила себя ждать. Население Кларджеса наводнило улицы. Никого больше не беспокоил «подъем» — если самый напряженный, самый прилежный труд человека, зарегистрированного в расплоде, был вознагражден только тем, что у него отняли четыре месяца жизни, зачем было прилагать дальнейшие усилия? И почему бы не послать к чертовой матери всю систему «подъема», раз и навсегда?

Многие не примкнули к восстанию просто потому, что они лежали в безнадежной прострации, глядя в потолок, и остались в своих квартирах. Тысячи других отбросили любые соображения, заставлявшие их сдерживаться; слово «ответственность» стало для них пустым звуком. Они кричали, они рыдали в толпе, хлынувшей к площади Эстергази.