Описались возращения чумы, но в самом начале осени столицу посетил иной гость. 2 сентября в булочной на Пудинг-лейн начался Великий лондонский пожар, подобного которому город еще не переживал. Королевский пекарь дал показания, что проверил все печи перед тем, как лечь спать. Когда ранним утром разбудили лорда-мэра Томаса Бладворта, он недовольно воскликнул: «Тьфу! Да любая женщина зассыт его». Мэр был неправ. Сильный ветер раздул пламя, охватившее не только соседние дома, но целые районы. Верно оценив ситуацию, Пепис сказал королю: единственный способ остановить огонь — разрушить кварталы, расположенные на его пути. Карл дал указание решить это с мэром, но тот побоялся отдать приказ, опасаясь, что за разрушенные здания придется заплатить [91, 266–267
]. Ветер не прекращался до 5 сентября, и все три дня Лондон горел. Пожар уничтожил большую часть города, в том числе собор Святого Павла, ратушу и Королевскую биржу, больше 90 церквей, около 50 зданий торговых компаний, более 13 тысяч домов, и сделал бездомными примерно сто тысяч человек. Карл сам был на улицах с немногочисленной охраной, раздавал пострадавшим деньги, но вряд ли мог помочь чем-то еще: «Король и герцог скакали с одного места на другое, подвергаясь огромной опасности среди горящих и падающих зданий, раздавая советы и указания, находясь без сна и отдыха в состоянии такой же усталости, как самые низшие» [6,89]. В отличие от эпидемии действия властей во время и после пожара нашли отклик. Администрация обеспечила палатки и хлеб для бездомных. Причины пожара не были раскрыты, но сразу возникли слухи, что это поджог, в котором кого только не обвиняли: французов, голландцев, сектантов, республиканцев. Чаще всего подозревали католиков и ждали, что вот-вот вспыхнут другие города. Парламент создал специальный комитет для расследования, который пришел к выводу, что это дело рук французских католиков и иезуитов. Комитет потребовал, чтобы католики, служившие королевам Екатерине и Генриетте Марии, в тридцатидневный срок принесли клятву верности королю, а в противном случае подвергнуты наказанию [11, IV, 334]. Некто Робер Юбер, часовщик из Руана, признался в поджоге и был казнен. Хайд назвал это «очень странным», ибо в виновность этого молодого человека не верили ни судьи, ни король. Тот, однако, настаивал, что получил в Париже от некоего человека один пистоль и обещание заплатить еще пять, если дело будет сделано. Герцог Йоркский спас от линчевания какого-то голландца. Кларендон сообщал, что людей, попадавших под подозрение, отвозили в тюрьмы, где они чувствовали себя в большей безопасности, чем на свободе. Карл II встретился с людьми, расселенными в палатках, и говорил, что пожар не чей-то злой умысел, а кара Божья. Многие разделяли такой взгляд и считали случившееся наказанием новому Содому. Не только милленарии связывали чуму и пожар с грядущим апокалипсисом.