Классические мифы Греции и Рима

– Отец Одиссея Лаэрт еще жив, – рассказал Эвмей, – но ежечасно молит у Зевса себе смерти, неутешно плача о любимой супруге, сведенной в могилу тоской по сыну, пропавшему без вести. Я также горюю о ней, ибо она меня воспитала как сына вместе со своею дочерью Клименой. Когда мы выросли, дочь отдали в замужество на Самос, а меня, одарив щедро одеждой и обувью, прислали сюда. И кроме этого, она мне много делала добра, теперь, с ее смертью, я лишился всего.

– Так ты еще ребенком был увезен с родины? – спросил Одиссей. – Как же это случилось, расскажи. Враг ли разорил город твоих отцов или морские разбойники украли и продали тебя?

– Выпей вина, – отвечал свинопас, – и слушай, что я тебе расскажу, спать нас никто не неволит. За Ортигией лежит Сира – остров здоровый и плодородный. На острове этом есть два города, ими правил отец мой – Ктезий, сын Орменона. Раз, когда я был еще ребенком, к острову пристали финикийские корабли с различными товарами. В доме моего отца жила в это время красивая рабыня-финикиянка, которая еще на своей родине была похищена морскими разбойниками и продана нам. Рабыня эта познакомилась с прибывшими финикийцами, уговорила их, чтобы они отвезли ее к родителям; за это она им сулила столько золота, сколько удастся ей унести из нашего дома, кроме того, обещала и меня, ребенка, отдать им, так как я был поручен ее особенному надзору. Целый год стояли корабли у берега, наконец, распродав товары и нагрузив корабли новыми, они собрались отплыть и послали одного из своих в дом моего отца уведомить об этом рабыню. Посланный принес, как будто для продажи, золотые украшения превосходной работы, пока моя мать и остальные женщины рассматривали их, он сделал рабыне условный знак головою; та взяла меня за руку и повела из дома. Проходя палатой, где на столе стояло множество золотых сосудов, она взяла три из них и скрыла их под одеждой, а потом поспешно пошла к кораблю, который был готов к отплытию. Солнце уже опускалось в море, когда мы подняли якорь. Шесть дней плыли мы по пенящимся волнам; на седьмой день эта женщина внезапно умерла, и тело ее бросили в море на съедение рыбам. Я остался один между людьми, мне совершенно чуждыми. Наконец пристали мы к Итаке, где купил меня Лаэрт.

– Твой рассказ, добрый Эвмей, – сказал Одиссей, – растрогал меня до глубины души. Но вместе с горем Зевс послал тебе и счастье – он привел тебя в дом доброго мужа, который тебя кормит, поит и дает теплый приют. Я же, несчастный, напротив, постоянно скитаюсь на чужбине.

В таких беседах провели они время до глубокой ночи, и немного времени осталось им для отдыха. Наутро проснувшись, развели они огонь и стали готовить завтрак. В это самое время Телемах подошел к жилищу Эвмея. Собаки не лаяли на пришельца, но окружили его и ласкались к нему. Заметив это, Одиссей сказал Эвмею:

– Верно, пришел к тебе друг или знакомый, что собаки не лают, а ласкаются, – и не успел он договорить этих слов, как Телемах уже стоял на пороге.

Изумленный Эвмей быстро вскочил с места, выронил от радости бывшую у него чашу с вином, бросился к своему юному господину и стал целовать его голову, глаза, руки, проливая радостные слезы, как отец, увидевший своего единственного сына после десятилетней разлуки.

– Ты ли это, Телемах, радость моей жизни? – вскричал Эвмей. – Не надеялся я тебя более видеть. Войди в дом мой, дитя мое, дай мне налюбоваться на тебя.

– Сюда пришел я за тем, старик, – отвечал Телемах, – чтобы увидеть тебя и узнать, дома ли еще мать моя или уже вступила в брак с кем-нибудь из женихов».

– Родительница твоя, – отвечал Эвмей, – живет в твоем доме и целые дни и ночи проводит в слезах.

Сказав это, он взял копье из рук Телемаха, и Телемах вступил в хижину. Одиссей при входе его встал, чтобы уступить ему свое место, но Телемах удержал его и ласково сказал:

– Сиди, странник, и для меня найдется место.

Одиссей сел опять, а Эвмей тотчас же принес свежих листьев, покрыл их овчиной и предложил Телемаху сесть. Потом принес кушанье и вино, и все трое уселись за стол. Насытившись вкусным питьем и едой, Телемах спросил свинопаса о чужеземце, и Эвмей рассказал ему все, что слышал от Одиссея.

– Теперь, – прибавил Эвмей, – передаю его в твои руки, делай с ним что хочешь, он находится под твоей защитой.

– Наделал ты мне хлопот, Эвмей, – отвечал юноша. – Как возьму я в свой дом чужеземца, когда я не в силах защитить его от дерзости женихов. Пусть он живет у тебя, я подарю ему одежду и меч, доставлю сюда пищу, чтобы он не был в тягость тебе и твоим товарищам. Но к женихам пусть он не ходит, они оскорбят его, и для меня это будет очень прискорбно.

Тогда Одиссей-скиталец возвысил свою речь: