— Не заставляй меня чувствовать себя виноватой, Элламария. Как там наши? Ты говорила с ними? Мы ведь поначалу собирались встретиться в баре.
— Дженнин недавно звонила. Она приведет Мэттью.
И — ты не поверишь — Эшли тоже придет не одна!
— Ну да! А с кем?
— Пока не знаю Говорит, в ресторане познакомились.
— Но кто он?
— Представления не имею. Но она уверяет, что он нам понравится.
Чуть помолчав, Кейт снова заговорила:
— Я давно хотела спросить тебя, сказал Боб что-нибудь своей жене или нет?
Элламария вздохнула:
— Если и сказал, то мне об этом ничего не известно.
Так что скорее всего нет.
— Бедняжка! Ты на него сердишься?
— Не то слово, — уныло промолвила Элламария. — Я готова растерзать его! Но что я могу поделать? Да и время сейчас для ссоры неподходящее — премьера и все такое.
— А где он сейчас?
— Как раз входит. Ездил за едой в китайский ресторанчик.
— Ты еще способна есть? — изумилась Кейт. — А я-то думала, ты с ума сходишь от волнения.
— Еда для меня — святое, — усмехнулась Элламария. — Ладно, давай прощаться, а то он громыхает чем-то на кухне, давая мне знать, что пора браться за дело.
Повесив трубку, Элламария прошла в кухню. Боб уже вскрыл одну из картонок и сидел, ковыряя что-то вилкой.
— Неужели не мог подождать? — спросила Элламария.
— Я голоден как волк, — виновато ответил Боб. — С самого утра маковой росинки во рту не было.
— Дай мне хотя бы все разложить по тарелкам, — предложила Элламария, забирая у него картонку.
На глазах у Боба она быстро расставила тарелки, солонку и баночки с приправами, а затем брякнула на стол вилки и ножи.
— Ты на что-то сердишься? — озабоченно спросил Боб.
— Нет.
— А кто тебе звонил?
— Кейт.
— Она придет сегодня?
— Да. С Джоэлем.
— Вот как? Значит, они еще встречаются?
— Да. А что, тебя это удивляет?
Боб недоуменно посмотрел на нее.
— Послушай, Элламария, в чем дело? Что за муха тебя укусила?
— Никто меня не кусал, — огрызнулась она. — Я тебе уже сказала.
Достав из картонки одно из готовых блюд, она засунула его в духовку.
— Что ты делаешь?
— Не хочу, чтобы оно остыло. Я должна сначала принять ванну.
— Надо же, а я-то надеялся, что ты для меня разделась.
Элламария даже не улыбнулась.
Пожав плечами, Боб уселся за стол и приступил к трапезе.
Когда Элламария вышла из ванной, он сидел перед телевизором.
— Что-то интересное? — Элламария сокрушенно покачала головой. — Много я пропустила?
— Уже кончается.
— Что же ты не позвал меня?
Боб уставился на нее, недоуменно моргая.
— Почему ты меня не позвал? — повторила Элламария.
— Извини, не сообразил.
— Да, со смекалкой у тебя слабовато, — съехидничала она. ««
— Послушай, Элламария, тебе не надоело? — обиженно произнес он. — Если ты на меня обижена, так и скажи.
Но только, будь добра, объясни, в чем дело.
Вместо ответа Элламария ткнула вилкой в еду. Однако есть не хотелось. Она молча отодвинула тарелку в сторону.
— Что случилось?
— Пора бы и самому догадаться.
— Извини за тупоголовость, но я не понимаю. Объяснись, будь любезна.
— Так ведь в том-то и дело. Боб! Ты не понимаешь!
Боб беспомощно пожал плечами:
— Знай я, что понимать, то хоть бы постарался.
— Тогда попытайся понять, что перед самым Рождеством ты мне кое-что пообещал. О чем, похоже, благополучно забыл.
— Что пообещал?
— Ах, какая прелесть! — воскликнула Элламария. — Что пообещал? Ты прекрасно знаешь что! Пообещал рассказать о нас своей благоверной, вот что! Пообещал, что мы будем вместе. Еще пообещал…
Боб встал и выключил телевизор.
— Послушай, а почему ты именно сейчас завела этот разговор? — спросил он, глядя на нее, но Элламария отвернулась и уставилась в окно.
Тогда он подошел к ней и задернул шторы.
— Потому что ни о чем другом я думать не способна, — ответила Элламария.
— Даже сейчас, перед спектаклем?
— Да, даже перед спектаклем, представь себе. Видишь ли, Боб, моя жизнь состоит не из одних спектаклей. Есть в ней кое-что поважнее. Ты, например. По меньшей мере я так считала.
— Ты напрасно себя заводишь, Элламария. Тебе не из-за чего волноваться.
— Нечего говорить со мной, как с ребенком! — Закричала она. — Может быть, тебе на все наплевать, а для меня это — самое главное! Да, тебе все безразлично. И моя судьба тебя нисколько не волнует. Ты мне за все Рождество ни разу не позвонил! У тебя есть жена и ее паршивые лошади, а вдобавок еще и я, и театр. С какой стати ты должен хоть чего-нибудь лишиться? У тебя есть все, негодяй ты этакий!
, И не смей уходить, когда я с тобой разговариваю!
— Я ухожу, — ответил Боб, — потому что ты ведешь себя глупо и безответственно. Ты сама не понимаешь, что говоришь, а я не хочу ссориться с тобой перед премьерой.
Тебе это тоже ни к чему. Позже все обсудим.
— Вот уж нет! — завизжала Элламария.
Боб остановился как вкопанный.
— Никаких «позже» больше не будет, — продолжала она. — Ни для меня, ни для тебя. Боб. С меня довольно!
Хватит! Мне это все осточертело, да и ты тоже осточертел!
Вдруг она увидела, как побелело его лицо. Медленно выговаривая слова, он сказал:
— Остановись, Элламария, прошу тебя. Возьми себя в руки, прежде чем наговоришь чего-нибудь такого, о чем потом пожалеешь.