Первое главное ограничение есть ограничение относительно частной области. В известной мере должна существовать подлинно суверенная собственность, к которой не может прикасаться никакое государственное принуждение. Как далеко это должно простираться, конечно, трудно определить в каждом отдельном случае. Но остается бесспорным тот общий принцип, что отдельная личность должна обладать частями природы, которыми она и пользуется для самостоятельного хозяйственного употребления и для свободного существования. Фикции о государственной земельной собственности и о торговле государства земельными угодьями представляют собой нечто весьма вредное. Этими фикциями увеличивается та ложная видимость, что будто бы личная собственность должна выводиться из государства и что будто бы существует двойственное право распоряжения землей и почвой. На самом же деле только суверенная личная собственность может мыслиться, как нечто первоначальное и непосредственное. Владение, которое не выходит за пределы потребления личности, должно уважаться во всем мире, и оно становится законной собственностью не только вследствие такого уважения.
Точно так же брак и семья с самого начала являются, в сущности, суверенными вещами, и вмешательство в них государства еще более противоестественно и недопустимо, чем вмешательство его в сферу собственности. Государство в форме разбойничьей банды рыцарей искусственно и противно всякому праву создало ту так называемую собственность, которую мы называем насильственной собственностью. Но по отношению к браку и семье государству еще нигде в мире не удалось сделать чего-либо аналогичного, ибо продукты религионизма, или, точнее говоря, утверждение и нормирование полигамии, не относятся к специфической области государства. Конечно, государство смогло пожаловать наследственные роды в самых различных странах правами управления и, таким образом, простые фамилии превратить в династии. Но подобные вещи относятся только к небольшому числу случаев, и общее семейное право этим не было извращено.
В новое время растет тенденция удостоить самого интимного государственного вмешательства в самые недра семьи, а именно воспитание и образование детей. Недостаточно того, что школьное принуждение все больше и больше возвеличивается в качестве культурного фактора; к нему должно присоединиться еще дополнительное принуждение семьи в смысле её воздействия на детей. Это воздействие должно быть совершенно подчинено школе, а в случае конфликта будет иметь место отнятие детей от родителей и исправительное воспитание их государством. Отсюда можно видеть, куда, в конце концов, ведет школьное принуждение и в какой степени оно еще более невыносимо, нежели милитаристское военное принуждение. Именно Пруссия ускорила здесь расцвет «культуры». Чтобы выйти из такого дурного положения, недостаточно уже просто устранить школьное принуждение. Преподавание и обучение должны быть решительно освобождены от всякой официальной компетенции, как со стороны государства, так и со стороны общин и, поскольку ими интересуются частные лица, предоставлены частным лицам. Разумеется, здесь надо позаботиться о том, чтобы после уничтожения государственного господства над школой она не подпала власти каких-либо других коллективностей, особенно коллективностей религиозного характера, или, если она где-нибудь уже находится во власти таких коллективностей, то чтобы они не удерживали за собой эту власть дальше. В противном случае мы попали бы из огня в полымя, и всякий антиколлективизм был бы злой шуткой, если бы он бил только по государственной коллективности, стремясь, в то же время, сохранить другие порабощающие коллективные влияния.
В пользу принудительной школьной дрессировки приводят тот довод, что без неё низшие слои, отягощенные экономической барщиной, станут пренебрегать обучением детей и останутся отчасти даже безграмотными. Однако при нашем предположении распролетаризации это возражение не попадает в цель. И без того зло не уметь прочитать всякую культурную дрянь не так уж велико. Точно так же ведь еще вопрос, действительно ли приватизация школы особенно сократит размеры обучения масс. Письмо и счет в настоящее время для большинства профессий столь необходимые вещи, что и без физического государственного принуждения не так-то часто без них обходятся. Нужно только энергичнее воспротивиться детскому труду на фабриках и, таким образом, устранить косвенное фабричное принуждение; тогда и для частных школ окажется у масс время и возможность позаботиться об элементарном образовании, притом о таком, в котором не будут преобладать гнетущие государственные цели. Последние в обязательной официальной дрессировке являются главным делом, так что государственная школа действует преимущественно как отрасль общего государства и как своего рода полицейская форма, посредством которой духовно и физически вливается, а иногда даже и просто вколачивается в учащихся добрая доля холопства.