«Классовая ненависть». Почему Маркс был не прав

Обе милые цеховые тенденции, т. е. тенденции рабочих и предпринимательских организаций на самом деле, однако, не упускают случая в некоторых отраслях труда входить в так называемые тарифные договоры друг с другом, к невыгоде свободного труда и производства, и на счет потребляющей публики. Тогда, например, рабочие союза рабочих обязываются работать только у предпринимателей союза предпринимателей и наоборот, объединенные предприниматели соглашаются не нанимать на работу никаких иных рабочих, кроме членов рабочего союза. Таким образом, готов двойной ринг, и то, что не вошло в него, может себе искать, как и где продолжать свою жизнь при таких обстоятельствах. В известных отраслях занятий вроде печатания и набора существовать при таких условиях уже едва ли возможно. Таким путем исключаются и на новый манер выбрасываются из цеха именно менее значительные и более слабые предприятия и существования. Тариф заработной платы является только исходным пунктом, главное же дело – осуществляемая в них двойная монополия производителей. Это – просто старая, вечно возобновляемая тенденция всякого коллективного эгоизма, действующего в подобных союзах, и коллективный эгоизм представляет собой всегда усиление личного эгоизма, так как он стремится устранить единственную сдерживающую узду последнего – свободную конкуренцию.

5. В положительном смысле союз может делать, что ему угодно, если только он не нарушает права других и нигде не обращается против той доли личной свободы, которая должна оставаться неотчуждаемой. Это правило должно распространяться и на государство, и на религиозные союзы, т. е. на наиболее широкие из бывших до сих пор коллективностей. Эгоизм, а в частности и государственный эгоизм, начинается там, где прекращается уважение к праву личности. Уже всякое присвоение власти, включая и духовное господство, является нарушением права, если только само оно не есть следствие права реагирования, т. е. права отражать или отмщать преступление. Уже из анализа отношений двух лиц видно, что вовсе не будет подлинным и недопустимым присвоением власти, если на преступное деяние одного другой ответит его подчинением и лишением возможности вредить.

Но те, кто, стремясь к хаотическому анархизму, упирают на необходимость уничтожить господство тем способом, каким они вводят и желают поддерживать это безвластие без всякого внимания к праву, доказывают, что именно они сами вынуждены будут установить одно из самых худших господств и насилий, чтобы охранить свое царство. Царство, или, как ни странно это звучит, власть анархии, есть наиболее всеобъемлющее и наиболее беспутное из господств. Это – конфискация свободы всех всеми. Она ведет на всех перекрестках к большим и малым деспотиям, и для устранения последних потребуются, раз они только будут достигнуты, все новые и новые насилия. Анархия, будучи возведена в принцип, должна была бы потонуть в повсеместных преступлениях и явить собой, так сказать, всеобщее преступление.

Здесь мы лишь мимоходом напомнили о цели, которую имеют в виду приверженцы хаоса, чтобы наша критика всякого коллективизма, а в том числе и государственного коллективизма, не была ложно истолкована. Мы желаем уничтожить хищничество, включая сюда всякое хищение свободы, тогда как приверженцы хаоса – которым, как друзьям евреев, «тогувабогу» в области духа и вещей, конечно, сродни и удобно для плутней – стремятся обобщить хищничество и использовать его более старые и старейшие концепции благородного характера, имевшие в виду идеальных людей и идеальные состояния, так испорчены и опозорены на новейший манер по-еврейски оподленными якобы теориями, что получающееся в результате отсутствие господства выглядит хуже, чем та свобода, которую создает себе обыкновенный преступник. Поэтому здесь можно было бы говорить не о чем ином, как о политическом мошенничестве.

Итак, желая свести к минимуму отрицательные функции государства, мы приписываем ему в то же время роль тормоза, мешающего всем другим коллективностям, включенным в его рамки, налагать на отдельную личность ложные обязательства. Государство должно охранять личность не только против подлинного преступления, но и от менее видных стеснений её свободы. Поэтому оно должно держаться того правила, чтобы формирование союзов и корпораций не посмело в своей области практиковать открытую или тайную деспотию. Государство должно выступать не только против разбойничьих банд, но и против замаскированного бандитизма и против тех социально-экономических заговоров, которые под каким-нибудь, хозяйственно-невинным по-видимому, предлогом совершают бесспорные и доказуемые правонарушения.