«Классовая ненависть». Почему Маркс был не прав

Но еще хуже, чем самый спирт и табак, в политическом и социальном отношении влияют места, где пары и облака этих прелестей скопляются в наибольшем количестве и уже без всяких стеснений. Я разумею, конечно, трактиры. Общие трактиры теперь все больше и больше оказываются орудиями в руках демагогии, орудиями обольщения масс. Если взвесить вообще обстоятельства, при которых люди добровольно собираются группами и массами, то ферейны и собрания даже в худших случаях не приносят такого вреда, как обыкновенные трактирные заседания. Над последними нет никакого публичного контроля. Там происходит что-то сокровенно-частное. Натравливание и клевета в случайном, по-видимому, разговоре там имеют больший успех, нежели в местах работы. В последних сходятся все, кто работает, а потому не отсутствуют и лучшие элементы. Уже один подбор дурных элементов в грязных кабаках обусловливает большую меру влияния в дурном направлении. Конечно, в настоящее время говорить об обществах значит говорить почти только о евреях; нет почти ни одной категории обществ, какому бы делу и направлению они не служили, в которых не занял бы весьма большого места еврейский гешефт или в которых евреи даже не господствовали бы либо прямо, либо косвенно; при этом все равно, со стороны кого гешефт: со стороны ли крещеных или некрещеных евреев. Тем не менее общества не делают в смысле политической и социальной порчи масс так много, как кабацкая агитация.

Как в негородских, так и в городских фабричных районах кабатчики в качестве доверенных людей демагогической партии играют роль, чрезмерно влиятельную в дурном направлении. Даже в округах с примесью сельского населения пивные и места мелкой продажи питей умножаются совершенно несоразмерно. Получается уже впечатление, как будто семейная жизнь и семейное общение скоро будут вытеснены пирушками в кабацких трущобах.

Было выводом из правильного наблюдения, когда в прежних конструкциях общин кабатчики непременно отстранялись от важных общинных должностей. Этот сорт людей, благодаря своему ремеслу, не имеет никакого интереса к хорошему; наоборот, он заинтересован в дурном. Чем больше посетители кабака пьют, тем больше заработок хозяина. Подзадоривание даже к подлинным сумасбродствам здесь прямо выгодно, и кабатчик большей частью готов во всем потакать своим гостям, лишь бы только они здорово выпивали. Поэтому и в политическом, и в социальном смысле он делает все то, что ему может сохранить большую часть посетителей. И демагогия находит в кабатчике послушное орудие. Она с удовольствием смотрит на умножение и на отвечающую видам партии работу этих своих орудий – до такой степени с удовольствием, что должны бывать случаи, когда полезные для политики, но не вполне выдерживающие конкуренцию кабаки субсидируются демагогическими партийными кассами. Кроме того, кабатчики нередко достигают депутатских мест, и отсюда становится ясным, что получилось ныне из той старой правильной их оценки, которая, как сказано, преграждала кабатчикам дорогу к общинным должностям. Существуют в мире профессии, которые хоть и не всегда неизбежно развращены, но которые все привыкли видеть где-нибудь на той наклонной плоскости, что от приличного поведения приводит к нравственному падению.

Чем больше масса наливается не только своими напитками, но и своей политикой в питейных домах, тем курьезнее должна получаться эта своеобразная социальная «иллюминация». Род политического «просвещения», которое там получается, именно похож несколько на отуманивание головы пивом и водкой. Чем более гнило все общество во всех своих слоях, тем больше паров этой гнилости должны концентрироваться в кабацких трущобах. Поэтому кабацкий вопрос и в общественном отношении не следует считать маловажным. К частной испорченности, присущей отдельным лицам и семьям, присоединяется здесь испорченность общественная, так как здесь социальное и политическое мышление прельщается слишком легкой возможностью опьянения и соответственными беспутными представлениями.

III. Господство канальи

1. То, что фактически заслуживает названия канальи, может быть значительным по объему; но отсюда, однако, еще не следует, чтобы подобные вещи были правилом, были вообще присущи среднему человеческому уровню. Целые эпохи и страны, даже целые культурные области могут быть в определенных своих чертах заражены такого рода испорченностью; но этим еще не сказано и не установлено, что средний человек, современный таким состояниям, был бы сам канальей во всех отношениях. Напротив, всегда имеется достаточно пассивности и безразличия, которые только позволяют собой распоряжаться, так что едва ли где-нибудь и когда-нибудь, даже в области наиболее избранно дурных рас, превращение в каналью так называемого в статистике среднего человека могло встречаться в виде общего правила.