«Классовая ненависть». Почему Маркс был не прав

3. Если не полное господство канальи, то, во всяком случае, известные черты такого господства уже имеются налицо в античной общественности с тех пор, как она вступает в эпоху разложения. У греков уже век Сократа должен считаться зараженным свойствами канальи. Ксенофонт в своих исторических статьях повествует о лицах, управлявших финансами, которые попытались было в Афинах вести дела честно и прилично. Опыт окончился очень неудачно. Они столкнулись со многими, затронутыми в своих мошеннических выгодах и барышах. В другой раз они приноровились и сделали попытку в противоположном смысле – и тогда все пошло как по маслу, при самом широком одобрении. Этот рассказец Ксенофонта – шутка насчет тогдашнего положения вещей; однако по сущности своей шутка эта может считаться весьма меткой для всего, что бывало и еще есть в мире аналогичного рассказанному. Мораль рассказа имеет даже слишком широкое приложение.

Однако оставим финансово-мошенническое управление городов и общин, чтобы вернуться к состояниям общеполитического мошенничества.

В век Сократа такое состояние чувствуется даже слишком достаточно. Беспутные демократические негодяи были весьма хорошо представлены, например, канальями судьями, которые считались сотнями и которые осудили мудреца, противника сумасбродных софистов. Эта судейская сволочь с её суточными деньгами слушала и вела процессы, как театральные представления; она баклушничала, слушая объяснения и сопровождая их, смотря по тому, нравились они ей или нет, одобрением или шумным неодобрением, – веселенькая картина облеченной суверенными правами судейской черни, которая в виде сотенной толпы фигурировала в отдельных процессах и отслуживала свое общественное жалованье.

Подобное же было, впрочем, и в других политических состояниях, во многих иных отношениях. Достаточно вспомнить только о тирании тридцати и вообще о произволе, с которым распоряжались жизнью и смертью партийных политических противников. Это было не только следствием пелопонесской войны и её конца; это было уже, в большей или меньшей степени, заложено в эллинском характере. Греки были не только нацией софистов, но и народом, обладавшим богатыми интеллектуальными задатками к деловому обману. Политика была только удобным полем для проявления таких задатков. И конечно, вовсе не случайность, а наоборот, исторически отлично мотивируется, что ныне слово «грек», особенно на французском всемирном языке, стало символом мошенника.

Ореол, которым окружил эллинов в новые времена культ их беллетристики, противоречит непредвзятому исследованию их истории.

Именно они могут указать у себя, в качестве специфического национального продукта, первое во всемирной истории вырождение интеллигентности Аристофан, до наглости открыто и совершенно сознательно оклеветавший Сократа, был еще не самым худшим примером. Его – профессионального шута и ничем не брезгующего театрального рутинёра – едва ли где-либо и как-либо можно принимать в серьёз. Всюду у него очевидна только гниль, и не одна та, которую он рисует, но и его собственная; особенно же очевидно разложение его беспутной, необузданной фантазии. Новейшее фальшивое поклонение древности и пленительность некоторого дарования к острой шутке достаточно долго морочили людей при суждении о подобных литературных останках.

Глубже проникающее исследование и прочей, так называемой классической литературы эллинов могло бы вскрыть еще совершенно другое, до сих пор скрытое зло. Мы с нашей стороны прежде всего принялись серьезно за философскую область и в этом направлении эмансипировали себя от незаслуженно прославленной традиции. Но и насчет беллетристики, которой мы касались большей частью лишь мимоходом, мы убеждены, что в ней также лишь немногое сохранится в качестве действительных ценностей, раз её подвергнут более глубокой критике со стороны формы и содержания и должным образом расквитаются с её традиционным престижем. Обо всем этом сейчас мы говорим лишь мимоходом, так как здесь нас занимает на первом плане политическая роль канальи, и только для социальной иллюстрации мы будем обращаться иногда к её литературной роли.