«Классовая ненависть». Почему Маркс был не прав

Когда наступила французская революция, выражение «каналья», особенно в устах военной знати, еще не вышло из употребления в отношении людей барщинного и тяглового слоя; к сожалению, нельзя не признавать, чтобы это позорное прозвище, несмотря на все свое неприличие, в известной мере не соответствовало фактической правде. Человек низших слоев с течением времени был так порабощен и унижен носившим оружие и произвольно распоряжавшимся барством, что, как раб по привычкам и по характеру, он отчасти, по крайней мере, заслужил приложенный к нему затем эпитет. Без этого низменного типа человека едва ли имели бы место, в таком же объеме, дикости и низости, которые были так сильно распространены во время революционной фазы.

И вся дальнейшая история, вплоть до двадцатого столетия, дала слишком очевидные свидетельства в смысле повторения и продолжения тех же подвигов канальи. Гнусность одного сословия, военного, должна была устраниться или изменить свою форму. Но зато на сцене социальной и политической испорченности появились иные сословные прелести, которые, в конце концов, ни в чем не отстали, в смысле свойств канальи, от прежних, а по утонченности даже еще превзошли их пошлость.

6. Во время и со времени французской революции во главе политических дел становились большей частью люди, которые уже по личным свойствам вносили в исполнение своих официальных функций отвратительные черты. Профессии, которые довольно часто дают повод к особенному извращению привычек и характеров, и давали по преимуществу политических актеров. В этом направлении стало особенно известным адвокатское сословие, а рядом с ним – сословие врачей. Если какой-нибудь наглый крючкотвор-адвокат, привыкший дурные и даже преступные дела партии превращать своей ложью в правду и невинность, достигает политической функции и властного положения, то приемы и ухватки его и будут, конечно, того же сорта, к какому обязывает его профессия.

Один этот пример достаточен для характеристики и всех других типов канальи. Взвесьте лишь, каких только матадоров нет в обманной торговле, каких только нет, в подлинном смысле слова, наездников индустрии, которые, раз они добрались до официальных постов, тотчас же вносят туда свои прожектерские и мошеннические извороты. Здесь получается настоящий функционер-каналья.

Примечателен тот факт, до какой степени характеры лиц, достигших вершин управления, в смысле испорченности отвечают почти всегда общему состоянию. Если зерно цезаризма заложено уже в самой массе и в общественном состоянии, то, конечно, не будет недостатка в бесцеремонных узурпаторах, лично осуществляющих этот цезаризм. Когда отрубили одну монархическую голову, гнилость, породившая режим в её революционной модернизации, потребовала себе другой головы, которая, по возможности, восстановила бы прежнее гнилое состояние. Голова отыскалась в том Бонапарте, который косвенно восстановил род военного господства; кроме того, Бонапарт стакнулся с попами, заключив конкордат с Римом. Таким образом он предал народ клерикалам, чтобы порабощением нации клерикализму осуществить свои деспотические вожделения. Таков был этот новомодный цезаризм; вместо того чтобы господствовать самому над Римом, он должен был прибегнуть к помощи римского духовенства, чтобы сделаться и остаться господином хотя бы одной только Галлии.

Личный характер Бонапарта, несомненно, не был сколько-нибудь хорошим; но иной характер и не подошел бы к испорченным состояниям, в которых приличные средства все равно были бы напрасной тратой сил. Уже сама революция показала, какие фигуранты были в ней возможны, могли разыгрывать роли. Революция должна была очистить общество от грязи, но на самом деле только взбудоражила грязь. Все худое, что было создано и прикрыто традицией, теперь освободилось и выползло на свет дневной. Отчасти хорошие принципы, но в большинстве дурные люди – вот что произвело на первых же порах систему политически-лицемерной добродетели, которая в каналье Робеспьере нашла своего главного террористического представителя и тотчас положила начало религиозной реакции. Поэтому нет никакого политического чуда в том, что со времени той эпохи Франция, несмотря на некоторые формальные успехи в общественных учреждениях, все больше и больше погружалась в болото испорченности и что нынешнее её состояние представляет образец господства канальи.