Читаем Классы наций полностью

В постматериальном обществе часть человеческой деятельности перемещается в виртуальное пространство, где люди работают, производя не материальные предметы, как ранее, но знаки, образы и социальные отношения[507]. По мере того как коды и символы приобретают все большую важность, «знаки становятся взаимозаменяемы, и власть осуществляется посредством тех кодов и языков, через которые происходит распространение информации»[508]. Иными словами, киберпространство становится «новой реальностью». В 2011 году российский писатель Виктор Пелевин показал такое переплетение реального и символического в романе идей «S.N.U.F.F.», где события реальной жизни, новости и кино сливаются вместе: событие, которое попадает в новости, используется как «декорация» для идущих во время его развертывания съемок фильма, и, таким образом, граница между правдой и вымыслом размывается. Реальное отныне не реально, если о нем не сообщено через электронные медиа. Именно это и произошло, когда участницы акции смонтировали видео, которое и было предъявлено зрителям в качестве события, якобы имевшего место. Таким образом – как у Оруэлла – произошло «изменение прошлого».

Современная аудитория, живущая в насыщенном информацией пространстве, полагается для доступа к «реальности» на многочисленные экраны (смартфоны, таблетки, айпэды и т. д.), и, таким образом, перед ней постоянно циркулируют знаки, культурные коды и картинки. Сказанное помогает понять эффект, достигнутый Pussy Riot: в постсовременном мире, над которым властвует изображение[509], участницы группы произвели «глобальный» (узнаваемый почти всеми) знак, что связано с рядом факторов. Во-первых, это политизация в современном обществе (женского) тела / телесного образа и превращение его в инструмент высказывания. Во-вторых, возможность получения видимости посредством новых СМИ и социальных сетей. И, в-третьих, возросшая важность знаков и изображений в постматериальном мире. Они становятся ценностью: так, в конце августа 2012 года Петр Верзилов, муж Надежды Толоконниковой, зарегистрировал соответствующий торговый знак. Его владение было впоследствии оспорено юристом Марком Фейгиным и двумя другими членами группы, которые попытались зарегистрировать знак за рубежом[510]. Осенью того же года цветные балаклавы фигурировали на нью-йоркской Неделе моды[511] и других событиях. В июне 2014 года Маша и Надя снялись для альбома «Pussy Riot Unmasked», который подготовил эротический фотограф и миллионер Bert Verwelius, владелец собственного модельного агентства в Украине[512]. В целом сообщения о новых фотосессиях и других рекламных акциях Pussy Riot появляются почти каждую неделю. Подобная интеграция знаков и символов заявленного контркультурного протеста в глобальную потребительскую культуру вызывает иронию, но вместе с тем не является необычной: апеллируя к спонтанности, экспромту, антиавторитаризму и деконструкции иерархий, применяя инструменты, дающие его пользователям ощущение автономии и позволяющие достичь видимости, Pussy Riot оказались использованы глобальным медиакапитализмом – продуктом которого и явился их протест.

Заключение

Почти повсеместно дело Pussy Riot было представлено как феминистская акция в защиту свободы слова. В результате таких интерпретаций оно оказалось «редуцированным до прав человека и концептов времен холодной войны»[513]. В этом тексте была сделана попытка показать, что такая однозначная политизация не принимает во внимание социальный контекст дела. Более тщательный анализ полемики вокруг Pussy Riot позволяет понять, почему группа вызвала столь яростные споры и отторжение частью общества у себя на родине. С одной стороны, Pussy Riot действовали в поле медиаактивизма и новых социальных движений постиндустриальной эры. Они сделали попытку бросить вызов культурным кодам, посланиям и доминирующему языку, а не собственно институтам и выразили свой протест посредством знаков и концептов, намеренно рассчитанных на западную аудиторию. С другой стороны, и это, возможно, более важно, споры вокруг группы являются проявлением классового противостояния. Pussy Riot виделись представительницами космополитических элит, порожденных глобальным капитализмом: реакция на них касалась классового расслоения не в меньшей степени, чем пола. Еще одним важным выводом из анализа дела является подтверждение того, возможно известного, тезиса, что «феминизм» не является универсальным и неизменным концептом: его содержание зависит от места, социального контекста и исторического момента.

Капитализм или патриархат: заметки о распределении и признании

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

СССР. Жизнь после смерти
СССР. Жизнь после смерти

Книга основана на материалах конференции «СССР: жизнь после смерти» и круглого стола «Второе крушение: от распада Советского Союза к кризису неолиберализма», состоявшихся в декабре 2011 г. и январе 2012 г. Дискуссия объединила экспертов и исследователей разных поколений: для одних «советское» является частью личного опыта, для других – историей. Насколько и в какой форме продолжается жизнь советских социально-культурных и бытовых практик в постсоветском, капиталистическом обществе? Является ли «советское наследие» препятствием для развития нового буржуазного общества в России или, наоборот, элементом, стабилизирующим новую систему? Оказывается ли «советское» фактором сопротивления или ресурсом адаптации к реальности неолиберального порядка? Ответы на эти вопросы, казавшиеся совершенно очевидными массовому сознанию начала 1990-х годов, явно должны быть найдены заново.

авторов Коллектив , Анна Ганжа , Гиляна Басангова , Евгений Александрович Добренко , Ирина Викторовна Глущенко

Культурология / История / Обществознание, социология / Политика / Образование и наука