Читаем Классы наций полностью

Публичность, к которой стремились Pussy Riot, должна была быть достигнута за счет соединения реального и виртуального, т. е. использования физического пространства и новых цифровых технологий. На таком объединении онлайна и офлайна работают флешмобы, т. е. акции, происходящие на стыке использования новых медиа (посредством которых они организуются и благодаря которым участие в них может стать массовым) и физического пространства, где они, собственно, и происходят[499]. Если обратиться к анализу пространственного фактора, то ключевую роль играет место действия. Сожги в свое время Герострат не храм, а хлев, о нем бы никто не помнил. Подобным же образом интрига вокруг перформанса Pussy Riot связана не только с тем, что совершено (антипутинские куплеты группа исполняла и раньше), но и где (если учесть, что 67 % россиян назвали церковь институтом, которому они доверяют более всего[500]). Таким образом, организаторы воспользовались социальным капиталом института, обладающего высоким престижем и символической властью, когда целенаправленно нарушили его конвенции и публично спародировали его основополагающие смыслы. Вынося свой спектакль за пределы театра или музея, Pussy Riot следовали мощной художественной традиции, заложенной в начале ХХ века футуристами и продолженной дадаистами[501], политическим театром Бертольта Брехта, послевоенными американскими яппи, европейским Ситуационистским интернационалом, постсоветским акционизмом и т. д. Подобные перформансы, признанные частью западной городской культуры, иногда действительно задумывались революционными агитаторами как политические акции. Помещая спектакль в публичное пространство и используя «партизанскую тактику» неожиданного появления и быстрого исчезновения, они пытались ликвидировать границу между искусством и политикой, а в идеале – привести к революции, в процессе которой городской underclass должен был вылиться на улицы в порыве восстания, бунта, погрома, что в английском языке и обозначается словом riot. Именно так: «Бунт, погром, мятеж. Не надо бояться этого слова» – разъясняет смысл названия группы Надежда Толоконникова в разговоре (который выложен в Интернет) со следователем[502], подтверждая заявку на объединение художественного радикализма и политического протеста.

Современные городские перформансы, в том числе флешмобы, отличаются от прежних тем, что происходят в условиях «постматериального мира». Нынешние акции – бой подушками или политическая демонстрация, пусть имеющая форму одновременного коллективного «ничегонеделания» на площади, как это было в Минске летом 2011 года (что однозначно прочитывалось белорусской властью как противостояние ей), – обретают «всемирную» видимость благодаря социальным сетям. Интернет предоставляет собой канал для распространения послания среди «распределенной» аудитории (diffused audience), т. е. такой, которая полагается при получении информации на электронные средства связи и множественные источники[503]. В публичной сфере информационного общества такая аудитория выполняет «сторожевую функцию», комментируя информацию, «перепощивая» ее, ставя «лайки» и привлекая широкое внимание к отдельным сообщениям[504]. Поэтому организаторы современных протестов более не зависят от традиционных СМИ (имеющих конкретных владельцев) и каналов репрезентации и могут создавать свои собственные механизмы и инструменты достижения видимости, одним из которых является необычность или «скандальность».

Используя описанные инструменты, Pussy Riot организовали «медиасобытие в стиле Гринпис», как называют подобные акции исследователи современных СМИ[505], т. е. намеренно скандальное и привлекающее широкое общественное внимание. В современном информационном обществе, члены которого проводят значительное время за потреблением различных типов медиа и для кого «видимой реальностью» является то, о чем сообщают СМИ, такие события конструируются все чаще. Это связано еще с одним аспектом современного общества: его нарциссизмом[506], стремлением к спектаклю и демонстрации себя посредством перформанса, для чего новые медиа предоставляют соответствующий инструментарий. «Действуя» в Интернете и создавая «события», часть аудитории обретает уверенность, что ее члены являются автономными и независимыми акторами, т. е. действуют по своей воле и могут противостоять властным институтам.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

СССР. Жизнь после смерти
СССР. Жизнь после смерти

Книга основана на материалах конференции «СССР: жизнь после смерти» и круглого стола «Второе крушение: от распада Советского Союза к кризису неолиберализма», состоявшихся в декабре 2011 г. и январе 2012 г. Дискуссия объединила экспертов и исследователей разных поколений: для одних «советское» является частью личного опыта, для других – историей. Насколько и в какой форме продолжается жизнь советских социально-культурных и бытовых практик в постсоветском, капиталистическом обществе? Является ли «советское наследие» препятствием для развития нового буржуазного общества в России или, наоборот, элементом, стабилизирующим новую систему? Оказывается ли «советское» фактором сопротивления или ресурсом адаптации к реальности неолиберального порядка? Ответы на эти вопросы, казавшиеся совершенно очевидными массовому сознанию начала 1990-х годов, явно должны быть найдены заново.

авторов Коллектив , Анна Ганжа , Гиляна Басангова , Евгений Александрович Добренко , Ирина Викторовна Глущенко

Культурология / История / Обществознание, социология / Политика / Образование и наука