Клава спешит на помощь…

– Нечего обо мне беспокоиться! – отрезала Клава. – Тем более, я придумала, понятно?!

– Понятно, – сказал Мишка. – Только всё равно, надо по справедливости.

– Так всем хватит! – успокоила Клава. – По очереди. Сперва я, потом вы… Чего такого?

– Всё равно, – продолжал Мишка, – пускай по очереди, но по-честному. По жребию.

Клава подумала и согласилась.

Они оторвали от газетного листа три бумажки и написали на одной «да», а на остальных двух «нет».

– Можно было «нет» не писать, – заметил Мишка, когда они свернули бумажки и положили их в чайную чашку.

– Раньше где был? – спросила Клава.

Мишка пожал плечами.

Потянули жребий. «Да» досталось Клаве.

Когда они наполнили водой шарик, Клава сказала:

– Ну, я пошла. Вы только не промахнитесь!

– Не беспокойся! – заверил Мишка.

Спустившись, Клава заняла место под балконом и раскрыла над головой зонт.

– Правее встань, правее! – командовал Мишка с балкона. – Ещё чуть-чуть… Вот так!.. Готова?..

– Готова! – крикнула Клава и крепко стиснула зонтик в руках.

В это время из подъезда вышел сосед, живший на первом этаже, Аркадий Михайлович. Аркадий Михайлович был уже вполне себе пожилой старичок, с седой бородкой, в очках и даже в шляпе. При виде Клавы с огромным зонтом в руках Аркадий Михайлович заулыбался и сказал:

– А-а-а! Здравствуйте, Клавдия! А что это вы под зонтиком? Никак дождь обещают?.. Вот хорошо-то! Давно, давно не было дождичка! Пора! Пора!..

– Я… я, – растерялась Клава, – я это от солнца… Жарко ведь… А дождя никто…

Она хотела ещё что-то прибавить, но в это время Мишка с Колькой сбросили шарик.

Водяная бомба попала в цель и эффектно разорвалась, обдав водяным потоком Аркадия Михайловича с головы до ног…

– Ап! – сказал Аркадий Михайлович, задохнувшись от изумления.

Клава застыла, потеряв дар речи.

– Ап! – повторил Аркадий Михайлович, обретая дар речи. – Пардон! Пардон! – произнёс он, оглядывая себя с головы до ног. – Но… Но как же так?.. Это… Это невозможно!.. Это… совершенно невозможно! Позвольте!.. Как это понимать?… Пардон!..

У Клавы в голове все слова куда-то разбежались и спрятались, и потому она не могла отреагировать ни на «как это понимать», ни, тем более, на «пардон».

– Как же так?.. продолжал Аркадий Михайлович – Это… Это возмутительно!.. Нет!.. Это… это какой-то… нонсенс! Да-с! Форменный нонсенс!.. А?!.. Клавдия!…

Клава не отвечала, занятая поисками разбежавшихся слов. Зато сверху раздался голос Мишки.

– Клавка-а!… Ну, как ты там, живая?!..

– А-а-а-а! – догадался Аркадий Михайлович, поднимая кверху палец. – Понятно! Понятно-понятно! Что ж, вас, кажется, зовут!.. Товарищи!.. Вы уж ответьте им, беспокоятся!.. А я откланяюсь, пожалуй!.. Экскузе, так сказать, муа! Всего доброго, пардон!..

И Аркадий Михайлович поспешил домой, приговаривая по дороге:

– Это какой-то нонсенс! Какой-то нонсенс!..

– Да Клавка же! – крикнул Мишка. – Чего ты там!.. Живая, говорю?!..

Клава подняла голову и молча погрозила Мишке кулаком….

экскузе муа, пардон (фр.) – извините меня, прошу прощения

нонсенс – бессмыслица, невозможное, невероятное

КЛАВА СПЕШИТ НА ПОМОЩЬ…

Дождь продолжался всю ночь, ветер завывал и метался из стороны в сторону, бросаясь на всё, что попадалось под руку, совершая вокруг живых существ и неодушевлённых предметов воинственные танцы. Озябшие листья выписывали в воздухе фигуры высшего пилотажа. Всё вокруг перемещалось и перекатывалось, беспокойно скрипело и стучало, стонало и хрюкало, хихикало и нашёптывало… Когда же настало утро, город было не узнать. Деревья, ещё вчера горделиво возвышавшиеся в своей роскошной золотой оправе над мелочностью земной суеты, выглядели при свете дня совершенно несчастными, дрожащими от холода, стыдящимися, с непривычки, своей наготы… Зато земля, все газоны и тропинки, все дороги и тротуары оказались укрытыми мягчайшим, дорогим ковром необычайной, праздничной расцветки, и от этого завораживающего контраста на душе становилось легко и печально, и хотелось не то пожаловаться кому-то, не то поделиться с кем-то необъяснимой радостью…

Дождик сыпал и теперь, унылый и томный. Листья на земле отзывались ему тонкой барабанной дробью. Ветер время от времени принимался говорить на своём беспокойном языке, довольно, впрочем, лениво, больше для порядка.

Клава, Мишка и Коля сидели на лавочке под навесом возле подъезда и молчали. Клава в новеньком, ярко-красном плаще, была похожа на волшебного гнома из подземелья, или, при некотором усилии воображения, на известного летучего героя из зарубежных фильмов. Мишка и Колька были в обыкновенных осенних куртках.

– Осень… – мечтательно произнесла Клава, – красота какая…

– Холодно, – поёжился Мишка. – Чего сидим? Надо двигаться, чтобы не замёрзнуть.

– А я вчера книжку прочёл, – сказал Коля, – рассказ… Как один человек, там, на севере, шёл куда-то, по лесу. А мороз был градусов сто…

– Сто не бывает, – заметил Мишка. – Это ты лишку хватил…

– Ну, пусть меньше, – согласился Коля. – Даже семьдесят. Всё равно, в раз окочуришься.