Клавдий. Нежданный император

Как же это понимать? Первый вариант: Мессалина потеряла голову от любви к Силию. «Истинный случай безумной любви», как считает Поль Вейн. Возможно. Но Мессалине вовсе незачем было выходить замуж, чтобы утолить свою страсть. Безграничная терпимость, характеризовавшая ее брак с Клавдием, предоставляла ей полную свободу при условии, что у ее романов не будет политических последствий. Тогда почему? Потому что «общественные институты, — объясняет Поль Вейн, — титулы, громкие звания супруги и мужа уходят корнями в архаику, даже регресс, когда слова, символы и титулы подменяли собой реальность: “быть” мужем, отцом, называться этим именем значило гораздо больше, чем пользоваться его выгодами, вот почему люди продолжали вступать в брак без всякой пользы. <…> Однако человечество не обречено на архаику навечно, в успокоение консервативным умам: широкое распространение сожительства среди городского населения доказывает, что архаизмы сдавали позиции в Риме, как и в нашей стране». Вообще-то мы не уверены, что брак более архаичен, чем сожительство или иной тип сексуальной связи. Нам кажется, что общественные институты, например брак, отвечают потребностям момента и меняются вместе с ними. Просто законы и обычаи всегда откликаются на эти перемены с опозданием, что порой и покрывает их налетом старины, который называют «архаикой». Но из этого следует, что сама архаика непостоянна: налетом покрывается всё, что не движется. Можем поспорить, что изобретатели брака находили архаичной ситуацию, которая ему предшествовала.

При всем том предположение, будто Мессалина воспылала желанием стать «мадам Силий», хотя вполне могла наслаждаться внебрачной связью, крайне заманчиво. По меньшей мере, оно согласуется с гипотезой о любовном безумстве. Но в это трудно поверить. Эта женщина, хотя еще и очень молодая, обладала политическим умом и сильным инстинктом самосохранения, чтобы совершить такую большую глупость. Во всяком случае, прежний ход ее жизни не предвещал подобного зигзага. Титул за титул — она не сменила бы звание супруги императора на положение супруги Силия.

Второй вариант: это был шутовской брак, выходка «золотой молодежи», ведь в историографии имеется несколько подобных примеров. (Вспомним хотя бы о плясках Юлии Старшей у подножия статуи сатира Марсия.) Несколько признаков указывают на то, что это был фарс, главным образом усыновление детей Мессалины. В первое время Силий предлагал усыновить Британника, и только Британника, чтобы сделать его своим преемником на посту императора, когда сам займет место Клавдия. Естественно, усыновление могло произойти только после переворота, то есть после физического устранения Клавдия. И по одной простой причине: Британнику было шесть лет, он являлся alieni juris (лицом чужого права), то есть находился под властью своего отца, и лишь отец мог дать разрешение на его усыновление. То есть об усыновлении Британника при жизни Клавдия не могло быть и речи: тот непременно бы этому воспротивился. Зато после устранения отца мальчик перейдет под власть выбранного опекуна, который на это согласится. Тацит не уточняет таких подробностей, потому что это само собой разумеется. Кстати, он довольно тщательно подбирает слова, чтобы всё само собой разумелось: так, использует глагол adoptare, который в юриспруденции применяется именно к усыновлению «лиц чужого права», как маленький Британник[15].

До сих пор всё предельно ясно. Но стоит подобраться к церемонии, как история с усыновлением усложняется. Тациту, напомним, кажется «сказкой», что консул посмел соединиться с женой принцепса, «созвав свидетелей для подписания их брачного договора», словно чтобы узаконить признание детей. Проблема в том, что слова, выделенные нами курсивом, не так ясны, как кажется. Возникают два вопроса. Во-первых, «узаконить признание» — перевод глагола suscipere, который буквально означает «поднять»: на юридическом языке он означает жест, каким отец признаёт младенца своим, поднимая его, взяв на руки, но не усыновление уже подросшего ребенка. То есть речь уже не об усыновлении, а о признании. И не одного только Британника, а «детей», что есть второй вопрос. В целом складывается такое впечатление, что в день свадьбы Силий не усыновляет Британника, а признаёт себя биологическим отцом этого мальчика и его сестры Октавии. Однако это могло быть только шуткой.

Далее Тацит сообщает о еще более странных вещах:

«А между тем Мессалина, разнузданная более чем когда-либо, ссылаясь на осеннюю пору, устроила во дворце представление, изображавшее сбор винограда. Его выжимали в давильнях, в чаны струилось сусло, и женщины, облачившись в звериные шкуры, тут же плясали и прыгали как приносящие жертвы и исступленные вакханки; сама Мессалина с распущенными волосами, размахивая тирсом, и рядом с нею увитый плющом Силий, оба в котурнах, закидывали голову в такт распевавшему непристойные песни хору».