Клавесин Марии-Антуанетты

– Замечательный был человек, – Бромелиус вздохнул. – Я его, к сожалению, почти не помню, когда он умер, мне было только три года… значит, страна еще помнит его! Большой был человек, прирожденный руководитель! Я ведь, знаете, тоже не всегда в страховой компании работал, пришлось потрудиться на руководящих должностях. И в химической промышленности, и в энергетике, и в профсоюзах… Потом, когда все развалилось, я не опустил руки, не поплыл по течению. К счастью, у меня знакомых и друзей – полгорода, так что я в эту страховую компанию пришел со своей клиентурой, и очень многочисленной. А в страховом бизнесе как – чем больше у тебя своих клиентов, тем больше тебя ценят и тем больше тебе платят… Ну, что ж, давайте я покажу вам наше здание. Конечно, настоящая дворцовая мебель не сохранилась, но все же кое-что вам стоит увидеть.

Андрей Виссарионович выбрался из-за стола. При этом он случайно задел рамку с фотографией. Она упала на стол, и Старыгин увидел, что на снимке запечатлены не дети и не внуки Бромелиуса, а великолепный кот – пушистый, черный, с белым пятном на морде, придающим ему несколько разбойничье выражение.

– Какой красавец! – не сдержал Дмитрий Алексеевич восхищенного возгласа.

– Это мой Серафим! А вы тоже кошатник? – оживился Бромелиус.

– Еще какой! – И Старыгин предъявил фотографию своего рыжего Василия, с которой он никогда не расставался.

Андрей Виссарионович отчего-то пригорюнился, однако повел Старыгина по коридорам старинного особняка.

Действительно, Дмитрий Алексеевич не увидел здесь ничего, представляющего для него интерес, не говоря уже об ампирной горке и столике гефидон, запечатленном на эскизах Боровиковского к портрету Нарышкиной.

Экскурсия уже подходила к концу, когда Бромелиус, тяжело вздохнув, проговорил:

– Расстраивает меня Серафим! Несколько дней уже не ест, не играет… сидит в углу дивана, такой грустный… вы, как котовладелец, должны меня понять…

– Что вы говорите? – переполошился Старыгин. – А ветеринара вызывали?

– Разумеется! Но ветеринар попался какой-то невнимательный и, извиняюсь, бестактный. Сказал, что это у Симы возрастное и чтобы я не обращал внимания… а как я могу не обращать внимания? Это же мое самое любимое существо!

– Я вас очень понимаю! – искренне проговорил Дмитрий Алексеевич, у которого мелькнула некая корыстная мысль. – А сколько ему лет, вашему Серафиму?

– Четырнадцать! – гордо ответил Бромелиус. – Но он в очень хорошей форме.

– Я бы хотел на него взглянуть! – решительно заявил Дмитрий Алексеевич. – Знаете, кое-какой опыт у меня все же есть.

– Я вам буду очень признателен! – оживился Бромелиус. – Если вы не против, поедем прямо сейчас. Я живу совсем недалеко, за двадцать минут доберемся.

– А как же работа? – удивился Старыгин.

– Моя основная работа – привлекать в фирму клиентов, а не сидеть у себя в кабинете.

По дороге Старыгин попросил остановиться возле зоомагазина и купил там пакет свежей травы.

– Травка – это самое лучшее лекарство для кота! – заявил он авторитетно.

– Не знаю, будет ли он ее есть? – засомневался Бромелиус. – Он даже свои любимые лакомства в рот не берет.

Ехали они действительно недолго.

Бромелиус жил в хорошем «сталинском» доме неподалеку от Смольного.

Поднявшись на третий этаж, они вошли в просторную квартиру, где царил такой стерильный порядок, какой бывает только в доме старых убежденных холостяков.

– Серафим! Сима! – позвал хозяин, едва переступив через порог. – Вот видите, он даже не отзывается! А раньше непременно встречал меня у дверей.

Они прошли в гостиную, и первое, что Старыгин увидел, был изящный круглый столик на одной ножке в стиле ампир – тот самый гефидон, который он знал по рисунку Боровиковского. Не веря в свою удачу, Дмитрий Алексеевич едва удержался, чтобы не устремиться прямиком к этому столику.

«Не ошибся старый дворецкий! – подумал он, вовремя остановившись и сдержав свой порыв. – Как он и предполагал, комиссар Бромелиус не отдал гефидон детдомовцам, а забрал его к себе домой. Ну, зато столик и сохранился до наших дней».

Бромелиус же бросился в другой угол комнаты – туда, где на старинном диване со спинкой красного дерева возлежал черно-белый кот, чья цветная фотография украшала рабочий стол Андрея Виссарионовича.

Правда, кот выглядел гораздо хуже, чем на фотографии.

Шерсть его утратила блеск и свалялась, глаза потухли, и выражение морды было страдальческое.

– И правда, он выглядит больным! – всполошился Старыгин. – Скажите, а чем вы его кормите?

– Ну, утром и вечером – сухим кормом… я покупаю самый лучший, для пожилых котов, с витаминами и минералами.

– И это все? – недоверчиво осведомился Дмитрий Алексеевич.

– Ну, конечно, иногда я даю ему что-нибудь вкусненькое.

– Что, например?

– Ну, кусочек ветчинки или котлетку… в последний раз – немножко гусиного паштета.