Клавиго. Ваше упрямство несправедливо и неразумно. Я согласен, что уже не в моей власти исправить столь запутанное положение. Но смогу ли я что-то исправить, зависит от сердца вашей достойной сестры, от того, захочет ли она вновь свидеться с презренным человеком, который даже не вправе смотреть на свет божий. Ваш долг единственно в том, сударь, чтобы выяснить это и повести себя так, как должно вести себя, не руководствуясь юношеским безрассудным пылом. Ежели донна Мария непреклонна… О, я знаю это сердце! Я словно воочию вижу ее доброту, ее ангельскую душу! Если же она будет неумолима, тогда все в ваших руках!
Бомарше. Я настаиваю на письменном объяснении.
Клавиго
Бомарше
Клавиго
Бомарше. Объяснение, сударь, письменное объяснение!
Клавиго. Будь по-вашему. Я хочу сделать все, дабы убедить вас в подлинности чувств, которые вы мне внушили. Я напишу объяснение, я хочу написать его под вашу диктовку. Только обещайте не пускать в ход эту бумагу, пока мне не представится случай убедить донну Марию в своем искреннем сердечном раскаянии, пока я не поговорю со старшей сестрою, пока та не замолвит за меня словечко перед моею возлюбленной! Не раньше, сударь!
Бомарше. Я еду в Аранхуэс.
Клавиго. Что ж, но пусть до вашего возвращения бумага останется у вас в портфеле. Если я до той поры не буду прощен, вы вольны мстить мне как угодно. Мое предложение справедливо, порядочно и разумно, но ежели вы его не принимаете, дело пойдет уже не на жизнь, а на смерть. И жертвами этой опрометчивости так или иначе падете вы сами и ваша несчастная сестра.
Бомарше. Как это на вас похоже — пожалеть ту, кого вы сами сделали несчастной!
Клавиго
Бомарше. Хорошо, я согласен. Но запомните: я вернусь из Аранхуэса, спрошу, выслушаю ответ. И ежели вы не будете прощены, — о, как я на это надеюсь, как алчу этого! — я немедленно отошлю записку в книгопечатню.
Клавиго
Бомарше. Сударь, я настаиваю на присутствии ваших слуг.
Клавиго. Зачем это?
Бомарше. Прикажите им просто находиться в этой галерее. Чтобы потом не было разговоров, будто я принуждал вас.
Клавиго. Какая предусмотрительность!
Бомарше. Я — в Испании и вынужден иметь дело с вами.
Клавиго. Пусть будет так!
Входит слуга.
Созовите всех слуг и побудьте в галерее.
Слуга уходит и возвращается с другими, все стоят в галерее.
Предоставьте мне самому написать это объяснение.
Бомарше. Нет, сударь. Пишите! Пишите, прошу вас, то, что я вам скажу.
Клавиго пишет.
«Я, нижеподписавшийся, Иосиф Клавиго, архивариус короля…»
Клавиго. «…короля…»
Бомарше. «Признаю, что был весьма радушно принят в доме мадам Жильбер…»
Клавиго. «…мадам Жильбер…»
Бомарше. «И, стократ давая обещания жениться на ее сестре, обманул мадемуазель де Бомарше». Готово?
Клавиго. Сударь!
Бомарше. Вы можете назвать это иначе?
Клавиго. Я думал…
Бомарше. «Обманул мадемуазель де Бомарше». То, что вы могли сделать, вам нетрудно и написать… «Я оставил ее, хотя ни единым проступком, никакою слабостью не дала она мне повода, которым можно было бы извинить мое клятвопреступление».
Клавиго. Дальше!
Бомарше. «Напротив, поведение упомянутой девицы всегда отличалось безупречностью, чистотою и заслуживало всемерного уважения».
Клавиго. «…всемерного уважения…»
Бомарше. «Сознаюсь, что своими поступками, легкомыслием своих речей и вследствие сего возникшими толками я унизил достоинство добродетельной девушки, и посему я прошу ее о прощении, хотя и понимаю, что не заслуживаю оного».
Клавиго перестает писать.
Пишите! Пишите! «Сие признание сделано мною по доброй воле, без всякого принуждения. Считаю необходимым присовокупить: коль скоро эта сатисфакция не покажется достаточной оскорбленному семейству, то я готов удовлетворить их любым образом, каким они потребуют. Мадрид».