Клей

Тут лицо у Голли загорелось. Мне знакомо это озорное демоническое выражение, и я не ошибся.

– Дело вот в чём, дружище, у тебя слишком длинная крайняя плоть, – сказал он Терри.

– Ну!

Терри как пыльным мешком по голове огрели. Билли лыбится, я тоже, хоть и почёсываю затылок до сих пор.

А наш мистер Гэллоуэй с невинным видом и широко раскрытыми глазами продолжает:

– Я к тому, что у тебя действительно длинная кожура, из-за чего её, наверно, труднее сдержать в чистоте, ну, как голову в шлеме, – спокойно объяснил он.

Мы с Билли весел переглядываемся, Джуса Терри зацепило.

– Что ты городишь, ёб твою? – ткнул он пальцем в Голли.

– А что, разве не так? – Малыш просто в мегаударе.

– Так или нет так, похуям. Разве о друзьях разговаривают в такой манере?

Голли спокоен, как слон. Когда он в форме, он, пожалуй, единственный, кто может сравниться с Терри по части стёба. Он – сама непоколебимость.

– Послушай, дружище, мы с тобой много лет играли в футбик. Я твой кожух тыщу раз видел. И не надо говорить, что я пялился на твой шланг, ведь и ты его под спудом не держал.

– Да его кожух под спудом не скроешь, – засмеялся Билли.

– Чё? – отозвался Терри.

Голли взглянул на Терри, потом на меня и Билли, потом снова на Терри.

– Вспомни, как ты засовывал себе под кожу сигареты, типа, ты куришь. Это ж был твой коронный номер, помнишь? Ты всё смотрел, сколько ты сможешь туда запихнуть. Все мы видели перцы друг друга. Не будем это отрицать. Я только говорю, что у тебя довольно длинная крайняя плоть по сравнению с другим, отчего, полагаю, тебе следует быть чуть более внимательным в отношении личной гигиены, только и всего. Это я всё к тому, что у тебя чешется, – объяснил Голли, поворачиваясь ко мне спиной, потому что я уже не могу сдерживаться, и все мы загоготали.

Все, кроме Терри, конечно. Но с ним толком никогда не понять, действительно он обломался или просто подыгрывает, чтобы поддержать покатуху.

– Ты просто больной. Тебе, значит, интересно чужие шишки рассматривать?

– При чё тут – рассматривать, Терри. Это всего лишь наблюдение. Мне на чужие шланги похуй, просто твой я видел из года в год, когда учились в школе, играли в футбол, всё такое. Я эту тему не раздуваю…

– Она и так порядком раздулась, – подмигнул Билли, – кожура то есть.

– … так что нечего так взбрыкивать, – добавил Голли.

Терри уставился на него ледяным взглядом и выпрямился в кресле.

– Так, значит, ты поступаешь? – Он кивнул на дяханов. – По всему миру о моём шланге терщишь?

– Нет… это не так… никому я не рассказываю, я… ебать… ладно, ладно, прости. Давай просто забудем этот разговор, – сказал Голли, и мы с Билли сдавленно захихикали.

Терри начал выступать, как будто защищает себя в суде. Практика у него, заметим, имеется, ворюга грёбаный.

– То есть ты признаёшь, меж парней не должно быть таких разговоров, если эти парни – друзья, а не пидоры?

– Только если ты признаешь, что у тебя длинная крайняя плоть, – отпарировал Голли.

– Ни фига, никаких условий! Если я признаю, это будет означить, что я признаю твоё право разглогольствовать о моём члене, чего я не допускаю. Это понятно?

Я задумался над его словами. Голли тоже: давай серёжку выкручивать. Я не мог понять, чего это Терри так вспух, я не ожидал от него такой щепетильности в отношении своей крайней плоти. Он всегда своим шлангом светит. Среди нас у него самая здоровая шишка. Я чего-то не врубаюсь, но Терри, похоже, конкретно зацепило, и это уже немного выходит за рамки, но у Голли хватит ума обратить на это внимание.

– Тут с тобой не поспоришь, старик. Правда хуя на стороне Тощего Лоусона. Признаю своё поражение, – и Голли потянул руку.

Терри посмотрел на неё и пожал.

– Но дело вот в чём, – продолжал Голли, кивая в сторону пожилых немцев, – здесь бы тебе ничего не угрожало, с твоим-то кожухом.

– Чё! – снова возмутился Терри.

Мы с Билли чуть со смеху не обкакались. Терри, похоже, собирался с силами, чтобы ответить, но так и не поспел.

– А таким, как я, – прямая дорожка в Дахау, мне-то обрезание произвели.

Помню, как Голли обрезали. Как он показывал нам в сортире в «Последней миле», когда ещё даже швы не сняли.

– А зачем тебя обрезали? – спросил Билли.

– Тесновато было. Это случилось, когда я налаживал одной из близняшек Брук, – объяснил Голли.

– Близняшек Брук, – с удовольствием повторил я, и Билли тоже заулыбался. Даже Терри немного подуспокоился. Как я их люблю – ебануться можно. Лучшие тёлочки на свете!

– Он так натянулся, что просто лопнул! – пустился в подробности Голли. – Разошёлся как молния. Я охуел. Сперва я решил, что это гондон лопнул и затянулся вокруг залупы, но уж слишком было больно. И тут я сообразил, что это моя, блять, крайняя плоть! Да, похоже было на сломанные жалюзи, когда верёвка наматывается на ролик, там где штырь переходит в залупу. Залупа посинела, потом почернела. Сестрёнки Брук позвонили в «скорую», меня отвезли в больницу: срочная ампутация крайней плоти.

– Ну и как, теперь лучше? – спросил Билли.

Мистер Эндрю Гэллоуэй надул губы.