Клей

– Не останетесь с нами выпить?

Она посмотрела на подружку, потом на меня:

– Нет, не думаю, – сказала и ушла.

Терри взглянул на меня через стол:

– Да, – говорит, – язык у тебя подвешен как надо, Карл. Они прямо чуть к ногам твоим не пали.

Вот он, лоусоновский рай: пофачился и пивко посасывать. А мы дрочим.

Мы взяли ещё по паре. Хорошо сидим, с пивком, на спокойствии, перекидываемся шуточками, время для нас остановилось. Я, правда, чувствовал себя порядочным гондоном из-за истории с Биллиной сумкой. Он всё никак не успокоится: кроет грёбаного кота и сокрушается о сбитом режиме тренировок. Пару раз я чуть было не сознался, что, конечно же, было бы ошибкой, поэтому решил отправиться в пластиночный мгазин, который засёк по дороге, послушать местного техно, пока не распустил язык по пьяной лавочке. Голли не против, он вообще витает где-то, Билли тоже пофиг, а вот Терри отпустил комментарий, который я оставил без ответа. Никогда не знаешь наверняка, прикалывается он или говорит всерьёз. Скоро ему встречаться с тёлочкой, так это он, наверное, подзаводится, тренируется перед прыжком.

– Как ты себя ведёшь, Лоусон, дрянной мальчишка! – крикнул я, отчаливая, на что Билли и Голли засмеялись, а Лоусон поднял два пальца вверх. Реплика из далёкого прошлого, ещё, думаю, из школы.

Через некоторое время я встретился с ними, и мы направились к Вольфгангу и Марсии. Терри хату одобрил, но долго не задержался.

– Город ждёт, я должен выполнить свои половые обязательства, пацаны. К ночи не ждите, – самодовльно ухмыльнулся он, уходя.

Мы дали ему адрес и рассказали, как добраться, Билли даже нарисовал подробнейший план. Мы решили дать нашим хозяевам передохнуть и отправились на прогулку. Далеко не поехали, отправились на местности в традиционный паб: большие деревянные столы, скудный декор.

Мы ни хера не поняли в меню, а из персонала и посетителей не нашлось никого, кто говорил бы по-английски. Это ж было захолустье. С таким же успехом можно было бы ожидать, что в пабе где-нибудь в Пиблз или Батгейте с тобой с ходу на дойче зашпрехают. Голли неплохо говорил по-немецки, но и он ни бельмеса в этом меню не понял. В итоге мы решили заказать наудачу. Бирреллу досталась куча сосисок, Голли принесли яйца с капустой и рисом, а я получил большой кусок говядины с подливой и чем-то похожим на соленья. Мы всё перемешали и поделили, так чтоб всем было по кайфу. Затем мы вышли и переместились в бар понавороченней, на берегу озера, – смотреть, как старые богатенькие в костюмах постельных тонох выгуливают своих облезлых собачонок, и яхты пришвартовываются к пристани, и солнце садится за Альпы, как лейтская шлюха на дымящийся штырь.

Воздух стал прохладнее, поэтому мы ушли с террасы вовнутрь и выпили ещё по паре кружек. Потрендели чутка, погнали на Терри, ведь его не было. Билли всё зевал, а Голли скоро начал меня конкретно доставать: пьяный, расхристанный, порет всякую хуйню, задаёт одни и те же вопросы, повторяет всё по многу раз, брызжет слюной. Полный набор того, от чего мы думали избавиться, начав принимать экстази. В итоге мы решили, что ему пора домой. Дома я быстро и крепко заснул меж простынями. Вот что значит чистая совесть.

Посреди ночи меня разбудил Терри, нашёл-таки дорогу домой. Сучара заполз ко мне в кровать.

– На хуй, Терри, вон твоя кровать… – говорю, но он – ноль реакции. Я не хочу спать в одной постели с этим грязным порочным упырём. Я поднялся и запрыгнул на его кровать. Ноги застыли от влажного холода. Вот мудило раскудрявое, обоссал собственную кровать, гондон.

Крайняя плоть

Ну и ночка была – жуть. Терри, сука, заебал. Он даже с места не сдвинулся, так что переворачивать матрас обоссанной стороной вниз, снимать и сушить на батарее бельё пришлось мне, пока этот колдырь лежал в коме. Пиздец. Я выдернул из-под него простыню, снял покрывала и заснул на перевёрнутом матрасе.

Утром я проснулся, и взору моему предстал Не Слишком Тощий Лоусон в коротких запачканных трусалях. Я пошёл к Билли и Голли. Гэллоуэй уже встал, а выглядит, будто и не ложился. Сидит читает немецкий разговорник. Билли мучительно долго поднимается и с трудом натягивает спортивный костюм. На мои жалобы он лишь бормочет «край» или «беспредел» и отправляется на пробежку.

Я спустился на кухню выпить кофе. Марсия уже там, она сказала, что Вольфганг отправился на встречу с адвокатом по поводу продажи дома. Поддерживать вежливую беседу удаётся не без труда: совершенно очевидно, что наше присутствие этой фрейлен нежелательно, как и ей понятно, что мы это знаем и что нам похуй. До неё дошло, что устыдить нас, чтоб мы упаковались и слились, просто невозможно, так что остаётся дни считать.

Мы отправились в местный паб. День выдался чудесный, время подошло к ленчу, и в битком набитом биргартене мы уселись рядом с двумя дяханами. Я сижу молча и думаю об этой части света, о её красоте, о том, что эта земля стала «центром движения», как сказал мой старый кореш Топси, возбуждённый известием о предстоящем мне путешествии.