Клеймение Красного Дракона. 1937–1939 гг. в БССР

Далее был вызван секретарь Слуцкого окружкома партии Каменштейн. Я. Дробинский, который, находясь уже в тюрьме, имел возможность пересечься с участниками событий, описывает это так: «Говорить Каменштейну не давали, его перебивали, затыкали. И тяжело двигая вдруг омертвевшими ногами, тот осторожно сходит с трибуны. Не успевает он усесться, как помощник секретаря ЦК нагибается к его уху: “Вас, Соломон Давыдович, просят на минутку”. Он выходит на “минутку”, а потом спускается по лестнице, за ним двое молодчиков…». И далее: «Сидит Маленков, как Будда. Потапейко сам, как мел, белый, на бледном лице особенно выделяется багровое родимое пятно, выкрикивает: “Слово Домбровскому”. Домбровский, высокий, красный, выходит на трибуну. Только сейчас он матово-бледен»[311]. Об этом событии есть также материал в записке Шверника Хрущеву 1958 г.: «Яковлев подал Домбровскому реплику: “Вы прямо расскажите, как вы превратили этот район в центр польских шпионов”. Маленков буквально терроризировал Домбровского: “Сколько вы получили от польской дефензивы?”. Отвечая на реплики Маленкова, Домбровский заявил: “Товарищи. Я не враг… я работал все время честно, преданно. Я никогда и во сне не видел, чтобы очутиться в таком положении, в каком очутился сейчас. Я думаю, что товарищи разберутся, партия судит справедливо и правильно подходит к этому вопросу”»[312].

На следующих день после этого пленума Маленков и Яковлев послали Сталину отчет, в котором указывали, что в ходе пленума был вскрыт крупный шпион Домбровский[313], бывший в течение ряда лет секретарем Дзержинского района, также разоблачены и арестованы секретарь Слуцкого окружкома Каменштейн и председатель окружного исполкома Желудов, а также «в составе пленума ЦК выявился ряд сомнительных лиц, дела которых переданы на расследование Бюро»[314]. Из 101 первого секретаря райкомов и окружкомов партии, участвовавших в работе этого пленума, избежали репрессий, вероятно, только 8 чел.[315]

На этом же пленуме Яковлев по результатам своей поездки в Лепельский район представил свою картину того, кто такие молчальники и как надо было с ними работать:

«Мы прежде всего заинтересовались людьми молчавшими. Зашли к одним, через полчаса, через час собралось человек 40–50. В течение первого же дня мы молчали уже, а они нам рассказывали и рассказывали»[316]. И далее: «Оказалось, что, конечно, там шпионы есть, безусловно, есть. Но масса, люди раздеты догола бандитами, настоящими бандитами […] Когда мы ночью приказали крестьянам вернуть луга, которые у них забрали, почему особенно старались по лугам, сначала я не понимал, потом разъяснили, что без этого крестьяне не обходятся[317]. Конфисковали главным образом три вещи: луга, подушки и дерюги. Мы приказали за ночь вернуть людям – луга, дерюги и подушки. На следующее утро. Пошел я к молчальникам. Зашел к первому – нет молчальника – говорит. Заходил ко второму, где молчальники, – нет их, заходил к третьему. Баба, похоже на то, что она молчит, собирается на печку, чтобы показать заднюю часть. Такое было “религиозное” правило – лезут на печь показать обратную сторону полушария. Влезает, пока она влезает, я спрашиваю, что это за цыбуля? Она обернулась – это же не моя цыбуля. Моя была лучше. Оказалось – говорит (смех). После этого целый час с ней разговаривали»[318].

Яковлев подчеркивает, что виновны в этом польские шпионы, троцкисты, национал-фашисты, «которые раздражали мужика, чтобы возбудить недовольство против советской власти»[319]. Позже Яковлев сказал: